Я не желаю слушать его бредовые оправдания, от которых мне не станет легче. Сяду в машину и уеду отсюда как можно дальше. А потом приложу все усилия, чтобы вычеркнуть его из своей жизни и никогда больше не видеть. Даже по телевизору.

Не сводя с него взгляда, протягиваю руку к ящику трюмо, открываю его и нащупываю небольшую коробку с подарком. Ставлю ее на кровать рядом с ним и на ватных ногах выхожу из комнаты.

Наступаю на красный бюстгальтер, поднимаю его и, задыхаясь от слез, иду на первый этаж.

Замечаю, что на лестнице уже нет блузки и ботильонов, а когда спускаюсь, застаю у двери Красовскую, торопливо надевающую шубу.

– Ты забыла! – кидаю ей в ноги бюстгальтер, но она не обращает на него внимания.

– Можно я телефон заберу? – кивает она в сторону кухни. – М-мне нужно вызвать такси.

– Телефон? – сверлю ее взглядом. – Да-да, конечно. Где он?

– В кухне.

Иду в кухню, хватаю с барной стойки ее мобильник и замшевую сумку, разворачиваюсь и швыряю их к входной двери. По пути обратно вижу трещину на стекле телефона, а Красовская, глядя то на меня, то на мобильник, хлопает глазами.

– Ты разбила его!

– Разбила телефон? – выдыхаю я. – И эта говорит та, которая разбила мою жизнь?

Я медленно иду к ней, чувствую, как ногти до боли впиваются в ладони, тело начинает полыхать от желания вытащить ее из дома за волосы.

Красовская, испуганно глядя на меня, торопливо берет с пола сумку, пятится к двери, нащупывает ручку и выскальзывает на улицу.

Оставив после себя лифчик, разбитый телефон и мою разорванную на куски душу.

Слышу шаги за спиной, на мое плечо внезапно ложится ладонь, я сжимаю губы, разворачиваюсь и залепляю по колючей щеке мощнейшую пощечину.

Мутным взглядом вижу, как Саша, быстро моргая, трет щеку.

– Ален, т-ты чего? – Он делает шаг назад.

Я набираю в легкие воздух, запускаю пальцы в волосы и прерывисто выдыхаю.

– Я думала, это Черкасов, – спустя секунду отвечаю я и, пристально глядя на него, добавляю: – Когда он проспится, передай ему от меня эту пощечину.

Ничего ему не объясняя, иду в ванную комнату, быстро надеваю платье, которое оставила на стиральной машине, натягиваю капроновые колготки. Выйдя, слышу со второго этажа крик Казаринова:

– Черкасов, проснись! Аленка там вся в слезах закрылась в ванной. Иди к ней, идиот!

Я быстро надеваю пальто, сую ноги в сапоги, хватаю с обувницы ключи от машины и задерживаю взгляд на бордовом берете.

Через пару минут сажусь в машину, вставляю ключ в зажигание, поднимаю взгляд на входную дверь и вижу, как из дома выходит Черкасов.

Он завязывает пояс на длинном халате, спускается босыми ногами по ступенькам, и что-то выкрикивает мне.

Я нажимаю на кнопку брелока, резко сдаю назад, выкручиваю руль, разворачиваю машину и включаю фары, освещая ему пугало, стоящее во дворе в бордовом берете и красном лифчике.

Поворачиваю голову, смотрю, как Черкасов, глядя на пугало, запускает пальцы в волосы, болезненно кривит лицо и переводит на меня растерянный взгляд.

«Пусть оно стоит напротив твоих окон и напоминает, что ты сделал этой ночью…» – проговариваю про себя я, поворачиваю машину к открывшимся воротам и утапливаю педаль в пол.

– Ненавижу! Призираю! – рыдаю я, стуча по рулю рукой, и спустя секунду тишину машины разрезает мой неистовый крик. – А-а-а-а! А-а-а-а!

Вылетаю на трассу и с ужасом понимаю, что я даже не посмотрела по сторонам.

Понимаю, что в таком состоянии я могу разбиться, делаю несколько вдохов и сбавляю скорость. Потом быстро вытираю глаза и, включая дальний свет, двигаюсь со скоростью восемьдесят.

Под бесконечный поток слез вспоминаю, как еще сегодня утром Олег принес мне кофе в постель и разбудил словами: «Просыпайся, любимая».