Когда Арчер поймал на себе мой взгляд и я осознала, что пялюсь на него на протяжении последних двух минут, я быстро зарылась с головой в домашку, но перед этим успела заметить, как он посмотрел на меня так, будто сомневается в моей адекватности.

«Просто сосредоточься на геометрии», – сказала я себе. Она ведь намного интереснее.

Через час на город опустилась ночь, к тому моменту мы уже успели расправиться с печеньем и булочками. Еще стало понятно, что у меня есть все шансы завалить геометрию в этом семестре. И что Арчер был вторым пришествием гребаного Альберта Эйнштейна.

– Сдаюсь, – жалобно скулила я. – Не дается мне геометрия. Лучше прямо сейчас уйду из школы, найду большую картонную коробку и…

Арчер схватил мой учебник по геометрии и полистал страницы. Уже через полсекунды он рассмеялся. Это был не тихий смешок, ничего подобного, – полноценный, до дрожи в плечах, до закидывания головы хохот. Он смеялся так громко, что несколько человек, сидящих рядом с нами, бросили на него любопытные взгляды.

Меня застала врасплох глубина его смеха. Я была бы не против еще раз послушать, как смеется Арчер Моралес. И поймала себя на мысли, что мне хотелось бы, чтобы он делал это чаще.

– Вот это? – задохнулся Арчер. – Ты не можешь разобраться с теоремой Пифагора?

Я крепко сцепила руки на груди, пытаясь игнорировать пылкий прилив крови к щекам.

– Не всем тут быть гениями математики.

– Да, но теорема Пифагора – это же просто уровень средней школы, – ответил он довольно надменным тоном. – Даже ты с ней справишься.

– Эй! Что значит «даже ты»? – возмутилась я.

Арчер проигнорировал мои слова, открыл мою тетрадь на чистой странице и начал записывать какие-то цифры.

– Что ты делаешь? – спросила я.

– Покажу тебе, как это решается.

Я вытаращилась на него. Было сложно поверить, что Арчер предлагает мне помощь.

– Серьезно?

Он закатил глаза и раздраженно протянул:

– Я это не ради тебя делаю. Меня передергивает от того, как бесцеремонно ты обращаешься с математикой. Пифагор, наверное, в гробу вертится.

Я не горела желанием слушать колкие комментарии Арчера, но, к сожалению, он, похоже, знал, что делает, а мне пригодилась бы любая помощь. Пара дополнительных занятий точно не повредят.

Лишь спустя долгие пятнадцать минут я наконец смогла уверенно сказать:

– Значит, я подставляю вместо А2 и B2 семнадцать и три, а потом нахожу C2?

Арчер бросил ручку на стол и сделал раздраженный глубокий выдох.

– Наконец-то! До нее дошло!

– Большое спасибо за помощь, – кисло произнесла я. – Приятно осознавать, что ты такой чудесный репетитор-альтруист.

– Как так получается, что ты не понимаешь элементарную геометрию, но спокойно орудуешь такими словами, как «альтруист»? – нахмурившись, спросил Арчер, пододвигая ко мне мою домашку.

Я подумала, что в чем-то он, может, и прав, и все же математика – отстой. Все, что было связано с математикой, вызывало во мне желание свернуться в клубочек и плакать. Как по мне, английский был гораздо более интересным школьным предметом.

– Я не могу в математику, потому что ее изобрел дьявол, – сказала я. – Предпочитаю спать со словарем под подушкой.

Судя по выражению, которое пронеслось по лицу Арчера, он считал меня чокнутой. Если раньше нет, то теперь точно.

– Ты странная, – сказал Арчер. – В смысле… реально странная.

Он был прав. Разве не я только что заключила сделку со Смертью? Я действительно странная.

Было около семи, когда я начала собираться домой. «Кофейня мамы Розы» закрывалась в семь, и Арчер сказал, что ему нужно помочь маме с закрытием.

– Спасибо, что помог с математикой и все дела, – поблагодарила я, пока Арчер складывал в стопку свое сделанное домашнее задание. – Здорово у вас здесь.