«Над дорогой Смоленскою, как твои глаза,
Две холодных звезды голубых моей судьбы…»
Глава 2
Громкий дребезжащий сигнал побудки пронесся по бараку, так же как и вчера и позавчера, и в любой, ничем не отличающийся один от другого, день. Кто-то открыл и захлопнул обратно дверь, отчего пронеслась волна стылого осеннего холода, будя окончательно его обитателей. Иван открыл и закрыл обратно глаза, ловя ускользающий сон. Девушка, она ищет его, но не знает, где он! Кто она, невеста, жена, сестра? Или… Или она погибла по его вине, и приходит теперь в его снах? От этой мысли, которой просто не могло появиться еще вчера, ему стало нехорошо. Вчерашний разговор с Семеном постепенно всплывал в его памяти, и начинал все больше казаться бредом наркомана, лишенного привычной «дури». Или какими-то уловками мошенника, которым слыл их киномеханик. Вроде же все сходится – следы от пуль на груди, жесткость реакций, хоть и задавленная таблетками, да и мысль об убийстве не вызывает оторопи, как наверняка должно быть у простого обывателя. Бандит и убийца, да еще и наркоман с напрочь скисшими мозгами. Скоро он вылечится и…
За фанерной перегородкой послышался стон, затем скрип топчана и бурчание проснувшегося Толика. Затем показался и он сам.
– Что снилось, опять кошмары? – спросил Иван.
– Да… – ответил Толик, и неожиданно прибавил:
– Огонь.
– Что? – не понял Иван.
– Огонь. Все в огне, и я сам – этот огонь… – Толик почесал щеку и потопал к умывальникам.
Иван встал и пошел вслед за ним. Вокруг шевелились проснувшиеся обитатели барака: сидели, упершись головой в ладони на краях топчанов, бродили с бессмысленными глазами, словно ожившие мертвецы. Люди были разные. Некоторые уже очнулись и пребывали в реальном мире, выстраиваясь в очереди к умывальникам. Никто друг друга не отталкивал – буйные живо получали дубинкой по хребту и укол, превращающий человека на сутки в бессмысленный овощ, с тяжелыми постэффектами позже. Такого не хотел никто.
Из прохода между спальными выгородками появился сонный зевающий Семен. Оглядев очередь, он поздоровался с Иваном и Толиком, как будто вчера ничего и не было. Впрочем, когда Иван уже уходил в сторону столовой, он буквально почувствовал спиной его внимательный взгляд.
Каша этим утром буквально превзошла себя в отвратительной склизлости и комковатости, вероятно повар спешил отыграться за вчерашнее пиршество. Да и сам он стоял с брезгливым выражением на лице, выражая искреннее отвращение к обитателям барака, окружающей обстановке и собственной стряпне. Но, похоже было, что вкус замечали лишь Иван с Семеном, поскольку остальные, включая Толика, спокойно продолжали скрести свои миски.
«До чего же у них лица тупые! – неожиданно для себя подумал Иван, – Один Толик еще ничего, да и он тоже…»
Входная дверь распахнулась, и в бараке появился начальник колонии Борулин со своими мордоворотами. Из-за его спины выскользнул врач, сразу поставивший свой саквояж на стол, чуть не опрокинув чью-то миску. Никто даже не вздрогнул, лишь одному Ивану почему-то резко захотелось заехать кулаком прямо по наглой глумливой роже.
– Ну что, болезные… – произнес вдруг начальник, – Проверяющий остался доволен, так что наказывать я вас не буду… Пока.
Произнеся эту фразу, он развернулся и вышел, а вслед за ним вышла и его «свита». Доктор остался, привычно доставая флаконы с лекарством.
«Еще бы, не доволен – нажрался так, что в машину еле загрузили!» – зло подумал Иван.
Судя по усмешке Семена, он тоже был свидетелем этой сцены. А врач уже достал свои таблицы и начал раздавать таблетки, пристально следя, чтобы никто не пропустил свою дозу.