Следующие несколько пионеров ответили примерно то же самое, что и Маша. Они говорили о родителях, бабушках и дедушках, несмотря на то, что Макар перед огоньком специально уточнил, что хочет услышать не о родственниках, или, во всяком случае, не только о них.

Однако совершенно неожиданно вожатого удивил Ваня. Он робко принял от своего соседа телефон и стал говорить очень неуверенно и тихо, будто боялся, что его кто-то подслушает:

– Я люблю дом, потому что там живет Чарлик.

– А это кто? – спросил кто-то из детей.

– Мой пес. Ну как, он не совсем мой. Он папин. Когда я родился, Чарлик уже жил у нас. Он мой друг. Мы с ним подолгу гуляем, бегаем. Он меня кусает, но понарошку, не больно. Иногда он спит со мной в комнате. Он храпит по ночам. И еще пукает… – сказал Ваня и испустил смешок, который подхватил весь отряд.

– Так, ну-ка тихо – осадил толпу Макар. – Слушай, это классно… Я не про то, что он пукает, а вообще про собаку в целом.

– Да – кивнул Ваня. – Чарлик заболел, когда я сюда поехал. Но папа сказал, что он поправится и с ним всё будет хорошо.

Макар не ожидал такого искреннего ответа от самого шкодного пионера в отряде. Все эти дни Иван неустанно трепал нервы Зоре и Макару, то и дело единолично вытворяя всяческие глупости, или подстрекая на них своих соседей по комнате. У вожатого уже вошло в привычку отвешивать Ване подзатыльники по любому поводу, которые к пятому дню смены уже почти перестали иметь воспитательный эффект. Поэтому только сейчас Мак впервые разглядел в этом мальчишке настоящего живого человека, а не только ходячий сгусток шалостей и непослушания.

Ваня своим рассказом подал пример и остальным пионерам, которые после него стали говорить о более личных вещах, из-за которых они любили свой дом и скучали по нему.

Полина рассказала о своих любимых книгах, которые она, как оказалось, прочитала в своем возрасте уже с пару десятков. Вика, самая низкорослая пионерка в отряде, поведала о своих мягких игрушках, у каждой из которых имелось свое имя и биография. Антон с трепетом говорил о конструкторах, состоявших из многочисленных наборов, из которых он строил свой собственный город мечты. По его словам, горожан, живших в городе, сейчас больше всего беспокоило отсутствие больницы и заправки, однако именно эти наборы он всё никак не мог отыскать ни в одном из магазинов. Макар был немного ошарашен масштабами фанатизма Антона, но вместе с тем был и восхищен увлечением юного паренька.

Огонек протекал хорошо. Дети, казалось, абстрагировались от зловещей персоны Мака и увлеклись той темой, которую им задал вожатый. Постепенно круг из пионеров замкнулся и последний из говорящих вернул телефон его владельцу, ознаменовав тем самым окончание уютных посиделок.

– Ну, чё я могу сказать? – начал подводить итоги Макар. – Красавцы. Было интересно вас слушать, честно. Вы вроде как еще все мелкие, но можете удивить даже взрослого. Особенно ты, Антон. Только смотри не увлекайся, а то со временем рехнешься и закончишь в жизнь в психушке. Я серьезно!

– Хогошо – всё равно посмеялся паренек.

– Вот так вот. Ладно, давайте отчаливать. Щас мы тихонько встаем, заканчиваем умываться, чистить зубы и по шурику валим спать…

– Э-э-э-й, а вы? – спросила Полина у Макара, который уже собирался затушить горящую посреди комнаты свечу.

– Что я? – не поняв вопроса, спросил вожатый. – Я умываюсь после всех вас, так что давайте шевелитесь. Я спать хочу…

– Вы тоже должны говорить о доме, как все – указала на промах вожатого Полина.

Макар не ожидал такого подвоха. Но действительно – раньше на огоньках он говорил вместе с детьми и отвечал на те же вопросы, что и они. В таких случаях складывалось ощущение единства пионеров и вожатого, перетекавшее в еще большее чувство вовлеченности и дружбы. Однако спустя годы Мак уже успел об этом позабыть, и, видимо, не особо желал вспоминать. Разумеется, если бы он припомнил такую незначительную деталь огонька еще до его начала, то тему вожатый придумал бы совсем другую.