– Он самый – не глядя ответил Мак, продолжая идти к выходу.

– Да погоди ты – вновь сказал столяр, который был явно сговорчивее, чем Тихон. – Валерич, ну не упрямься ты. Если он от Элины…

– А мне-то по чём знать, что он ейный… Кем ты там ей приходишься?

– Племянник – ответил Мак, стоя в дверях.

– Вот, племянник. Мало ли Закрепиных по земле ходит…

– Так ты позвони ей, да спроси – предложил вожатый. – В чём проблема?

– Да щас, ага… Не, ты глянь на него – на слабо берет – усмехнулся плотник, почесывая спину. – Буду я на тебя еще свои кровные тратить. У меня тариф уж больно прожорливый…

– На, с моего звякни – сунул ему свой телефон Макар, где уже высвечивался контакт Элины, которую оставалось только вызвать.

Поправляя очки, Тихон Валерьевич вгляделся в экран, облизал узкие сухие губы, после чего вернул телефон вожатому, так и не позвонив начальнице.

– Ну ладно… Слышал я, что навроде как есть у нее племяш.

– Ну вот, а я о чём? – заулыбался Петрович. – Стал бы он так щеголять, если б это брехня была?

– И то верно. А ты бы так и сказал, что от Элины. Чего шифроваться-то? – буркнул Тихон.

– Я так и сказал, только вы не поверили. Память плохая?

– Не без этого. Возраст уже такой, положено – развел руками столяр. С каждым мгновением он становился к незваному гостю всё радушнее.

– За память соболезную. А на мой вопрос это тоже распространяется?

– На какой? А-а-а… Ты про музейных этих? Дык деревяшек тех уже давно нет. Мы их в хозяйстве применили, а остальное разошлось куда-что. Они тогда вообще много чего сбросили, но токмо это всё барахло было. Кое-чего я себе даже на дачу притаранил, что здесь не пригодилось.

– И чё – вообще ничего нет? Совсем? – с каждой секундой в Макаре всё быстрее гасла надежда. – Вдруг на складе чего завалялось…

– Куда там – хрюкнул Петрович. – Артурчик у нас там лишнего ни чё не держит. У него ж там всё по журнальчику, всё по тетрадочке тютелька в тютельку должно быть.

– Не говори. Зануда старый…

Стряхнув пепел с сигареты, Тихон затушил окурок в проржавевшей банке. Подойдя к импровизированному умывальнику и смочив руки, работяга с хлюпающих звуком стал смачно прочищать нос, что вряд ли можно было назвать захватывающим зрелищем. Эта симфония казалась вожатому такой громкой, что он был почти уверен в том, что ее будет слышно еще на самом въезде в лагерь.

Тем временем мысли Макара снова вернулись к его вопросу и надеждам, которые только что смачно обрушились и теперь преспокойно лежали в руинах.

– Всё понятно – выдохнул Мак. – Ладно, спасибо за помощь.

– Ты погоди, соколик… – окликнул его Тихон Валерьевич, вытирая лицо и руки какой-то засаленной тряпкой. – А чего ты за них спрашивал? Что – больно нужен был этот хлам?

– Да, нужен – тихо ответил Макар. – Для мероприятия.

– Понятненько… Ты там за коньяк чё-то говорил, или мне послышалось? – вспомнил Тихон Валерьевич, запихивая очки в нагрудный карман робы.

– Выдыхайте. Коньяк дал, если бы было, за что.

– Так я ж к этому и веду – мы тебе и смастерить можем, чего хочешь – пожал плечами Тихон. – Там-то фигуры были элементарные, плевое дело. За час управимся. Ну за полтора…

– Серьезно?! – переспросил вожатый, не веря своим ушам. – Прям с длинной шеей будет?

– Если прям такой нужен, будет тебе и с длинной – пробулькал Петрович, тоже согнувшись над умывальником. – У нас тут фанеры завались. Одной больше, одной меньше. Тем более для дела не жалко. Для детишек.

– Ну, я не знаю… Те динозавры даже разукрашены были…

– Дык у нас и краска есть, какая хошь – ответил Тихон. – Ты только скажи, чего тебе точно надо. А лучше покажи – нарисуй там, или картинку раздобудь. С глазу же оно всяко лучше работается. Ну и тогда всё вообще будет на мази. Главное – про коньяк не забудь. Так сказать – угости честный трудовой народ.