Я молча уставилась на мужчину, что сидит напротив меня. Он каждый раз открывается для меня с новой стороны. Теперь это – вдохновленный новатор, кажется, которому не плевать на чужое благо. И на мое мнение почему-то.
Денис отложил приборы и даже не прикасается к своему бокалу. Тоже не отводит от меня глаз, но что это? Он обижен? Я что, правда так несправедлива к нему?
Или это чувство вины, которое он явно специально постарался во мне вызвать своим ответом, или вино. Но мне очень хочется его поцеловать.
– Ты странно смотришь, – прервал наше молчание Денис, – Засыпаешь уже что ли?
А может, и засыпаю. Да, так даже лучше – засыпаю.
– Похоже на то, – поддакнула я.
Пока он общался с официантом, я куталась в плед и честно пыталась отмахнуться от навязчивых образов. Небритый подбородок, нежно царапающий мне пальцы. Жар от его губ.
Всякий раз, когда приходит время отпустить ситуацию, воображение раскрывает передо мной книгу судьбы. Мне неизвестно, какой она толщины – могу лишь надеяться, что она увесиста, – и на какой странице она для меня открылась – хочется лишь думать, что далеко от конца. Но я откуда-то знаю, что проживаемое прямо сейчас точно выведено на этой странице чьей-то уверенной рукой. Я будто вглядываюсь в текст – только сквозь запотевшие очки, и различить написанное трудно. Можно, конечно, снять очки и просто придвинуться поближе, прищуриться, но я не делаю этого по какой-то причине, не совсем мне даже ясной. Буквы сливаются в кашу, но одно лишь их существование заставляет меня поверить: все правильно, все идет своим чередом. Нужно просто расслабиться. Именно так – самое время довериться и поплыть по течению.
Да, я долгое время болела коллегой, хотя никогда не желала смешивать работу и личное. И с танцами я личную жизнь прежде мешать не пыталась. Однако и то, и другое случается со многими – кто я такая, чтобы противиться предначертанному, чтобы мнить себя особенной?
Денис подал руку, чтобы помочь мне встать, и ударил током – в буквальном смысле. Искра пробежала по его рукаву и перепрыгнула на меня, заставив вздрогнуть. Родионов сделал вид, что не заметил; он повел меня мимо столиков к выходу, и я поняла, что последую за ним, куда скажет.
До самого моего номера Денис ничего не говорил, и я мучилась неизвестностью. Боялась, что из-за того, на какой ноте завершилась наша беседа, он вежливо пожмет мне руку, приобнимет – да даже просто чмокнет на прощание, мне будет этого мало! – а после уйдет к себе. Но как только я достала из кармана платья ключ-карту, он выхватил ключ и развернул меня к себе
– Не хочу прощаться, – прошептал он. Окутанная дурманящим шлейфом – его парфюм с нотками вина из распитой нами бутылки, – я только и смогла, что выдавить из себя:
– И я.
Поцелуй пообещал больше, чем я смела рисовать своей голове; писк откуда-то сбоку – и я провалилась в темноту. Денис шагнул следом, придерживая меня за талию. Не знаю, от чего дух захватывает больше: от его напора или от ощущения, что это – нечто решенное за нас.
Однако дверь мы захлопнуть не успели: из коридора Дениса кто-то окликнул елейно-пьяненьким голоском:
– Ой, Денис Витальевич, Вы?
– Да? – откликнулся Родионов и замер. Как хорошо, что эта женщина меня не видела! Вряд ли она в таком состоянии обратит внимание, что Денис выглядывает не из своего номера… Мне бы только этого не хватало, ага, для полного счастья.
– А вас супруга ищет, – радостно сообщил Денису голос, – До вас дозвониться не смогла, нас всех набирала по очереди. Ей что-то насчет акций…
Что??! Не одно, так другое. Мне стало дурно, и сердце чуть не выпрыгнуло.