- Замечательный, - буркнула я.

Усы у Греты росли две недели кряду. И главное, шелковистые, ровненькие, волосок к волоску.

- Именно! Но на рынок косметики нам соваться нельзя. Я уже думала об этом, - Грета сцепила руки в замок. Она расхаживала по кухоньке и вид имела весьма решительный. Я бы сказала, пугающе решительный. – Эльфы не позволят.

- Как не позволят? – все же близость мигрени, которые начались со мною сразу после вручения диплома – одно время я всерьез подумывала, что декан его напоследок самолично проклял, не простив мне того случая с беглым умертвием – лишала способности думать.

- Обыкновенно! Эльфийские корпорации следят за рынком! И стоит появиться талантливому новичку… - Грета снизила голос до шепота, а еще огляделась.

Я тоже огляделась.

Не то, чтобы опасалась эльфийской слежки, но… на всякий случай.

Никого и ничего.

- Они пойдут на все, чтобы не допустить конкуренции! Или думаешь, этот судебный запрет просто так выписали?

- Конечно, не просто так. У человека нервы сдали.

- Он не человек!

- Тем более.

Эльфа где-то в глубине души было жаль. Но очень в глубине, поскольку пожалеть его от всего сердца мешали потерянные деньги. Денег мне было куда жальче, чем эльфа. Деньги эти, если подумать, были мне куда как родней.

- Я не сразу сообразила, что он работает на них. Но когда поняла, все сразу стало ясно. Его подсунули мне, чтобы отвлечь от исследований…

- Грета, - я одернула сестрицу, - нет нужды отвлекать того, кто и сам готов отвлечься.

Сестрица насупилась, но все же долго обижаться она не умела, тем паче, когда вся суть ее требовала беседы.

- В общем, с эльфами нам не конкурировать, - завершила Грета и пальцем ткнула в котика, который благоразумно шарахнулся, небось, спасал второй глаз. – Другое дело, что есть еще один рынок…

- Котиков.

- Животных. Ты не представляешь, какие деньги вертятся на выставках! Да за средство, которое позволит улучшить шерсть, будут платить золотом!

Как ни странно, но в этой ее идее, если отвлечься от эльфийской паранойи, что-то да было. Или та же близость мигрени все же исказила мое видение мира? Правда, остался еще один вопрос.

- Сколько? – шепотом спросила я.

- Чего «сколько»? – Грета тотчас смутилась, почти искренне смутилась, неужто полагала, что я, после проекта с красными жабами, слизь которых предполагалось сдавать в аптеку, и трех месяцев вынужденной перловой диеты и вправду о деньгах позабуду?

- Во сколько этот… котик стал?

- Котик? – Грета подпрыгнула. – Котик… два медяка…

Подозрительно дешево.

Просто так дешево, как оно быть не может.

- И сорок пять золотых за выставку, - быстренько добавила Грета.

- Сколько!?

У меня аж мигрень отступила.

- Сорок пять… ну, это же королевская выставка… там судьи международного класса… и вообще, мы должны были еще паспорт предоставить, а его нет… поэтому пришлось доплатить…

Сорок пять.

Сорок и еще пять. Да за эти деньги… мы бы жили два месяца! Мы и планировали за них жить два месяца, потому как с работой вновь было неясно. Точнее, ясно, что в ближайшем будущем работы мне не видать. А теперь что?

- Ты только не волнуйся! Вот увидишь, у нас с котиком все получится! – Грета подтолкнула меня к двери. – Иди, приляг… ты вон, вся белая стала. Мигрень, да? А хочешь, я тебе чаечку сделаю…

- Сорок пять…

- Это всего-навсего деньги! Скоро мы разбогатеем… вот увидишь…

Не увижу.

И вообще вряд ли до того счастливого момента доживу.

Но я позволила себя уложить. И Грета в  приступе угрызений совести, не иначе, накрыла меня пледиком. Тем самым розовым, отчетливо пованивающим кошачьей мочой.

- Сорок пять золотых, - прошептала я, прежде чем лавина боли накрыла меня с головой.