Маншул играл с малиной.

Или она с ним.

В общем, на редкость удобные были гости.

Мылась я долго, выскребая из спутанных волос засыхающую кровь, слизь и куски чешуи. Некоторые выдирались с волосами, что не добавляло хорошего настроения.

Эль ждал на кухне.

- П-простите, я в-взял на себя смелость… вы н-наверное г-голодны, - он поставил на стол мою любимую кружку, над которой поднимался ароматный пар. – К сожалению, я не нашел здесь ничего, что бы…

…это да…

…на рынок давно следовало сходить, но все как-то… откладывала.

- Ничего, сойдет и так.

Имбирный напиток с лимоном и мятой.

Эклеры.

И корзиночка с цукатами. И еще нечто донельзя хрупкое и воздушное, вызывающее определенные сомнения в своей съедобности.

- Мамин повар пробует новые рецепты, - Эль успокоился.

Я уже успела понять, что заикаться он начинал лишь в минуты серьезных душевных волнений. Махнув рукой, я велела:

- Садись и выкладывай.

И Эль подчинился.

Вздохнул.

Понурился.

И тихо спросил:

- В-вы… бы н-не м-мгли стать м-моей н-невестой?

Я даже подавилась.

Той самой хрупкой и воздушной хренью с персиковым ароматом и острым привкусом.

- Чего?

Сунула в ухо палец. Мало ли, вдруг его слизью залепило… или вообще, поцарапалась об иглу, а там яд, вот и пошли слуховые галлюцинации.

Эль же съежился еще сильнее и повторил:

- Невестой.

…дело было не в нежити.

Хотя как по мне, лучше уж честная нежить, чем заботливая маменька, решившая, что настал судьбоносный момент обустраивания личной жизни подросшего отпрыска.

От нежити всяко есть шанс отбиться.

- П-понимаете… м-мама д-добра желает… она в-выбрала д-девушек… они с-совершенны… к-каждая… и м-мне лишь надо выбрать.

Эль сгорбился над кружкой.

Выбирать ему не хотелось. А повода отказать прекрасным девам во внимании не было. Если же без повода отказать, то это – настоящее оскорбление, и позор падет не только на самого Эля, но и на весь его род.

В общем, жопа.

Пусть и пресветлая эльфийская.

- Я н-не х-хочу с-связывать себя словом, которое не смогу разорвать, - выдохнул Эль. – Вернее в теории могу, но на практике мне не позволят. Как только я проявлю интерес или сделаю что-то, что может быть интерпретировано, как проявление интереса…

- Тебя оженят, - эльфийское нечто было вкусным.

Но явно не отличалось питательностью, поскольку чувство голода не утолило совершенно. Напротив, желудок мой, которого подразнили тенью еды, издал крайне громкий и неприличный в приличном обществе звук.

- Но если девушки так совершенны…

- Они п-похожи н-на м-маму, - с трудом выдавил Эль и взгляд отвел, явно смущаясь этакого признания. – Н-не внешне, н-но…

…по сути.

- А почему ты думаешь, что твою матушку твоя мнимая помолвка остановит? – мне было и вправду любопытно, а уж фруктовая корзинка, украшенная белой башней взбитых сливок – успел изучить мои слабости, гад ушастый, - настраивала меня на мирный лад.

Видела я его матушку там, на выставке.

Хрупкая леди.

Прекрасная.

Со стороны если. А у эльфика нашего – как-то я уже привыкла его нашим считать – всякий раз при упоминании о дражайшей матушки ухо дергается, иногда и оба.

- П-понимаете…

- Давай уже на «ты», раз жениться собрался.

Уши опять дернулись.

Да уж, поаккуратней с ним надо, ишь какой впечатлительный. Я же, облизав пальцы, - корзинки были хороши и первый голод вполне утоляли – потянулась за сумкой.

- П-понимаешь… я не п-просто с-скажу, что… что выбрал тебя в ж-ж…

- Жены, - помогла я, вытаскивая сумку.

И Эль кивнул.

- Жены, - он выплюнул страшное слово и носом дернул. Да, запашок от сумки исходит еще тот. Плотную ткань, некогда зачарованную на совесть – отжалела я тогда за нее почти два десятка золотых – покрывала корка грязи, темной крови, слизи, мха. И желтый листик, прилипший к уголку выглядел то ли украшением, то ли утонченным издевательством.