– О, я много о вас слышала! Кирилл любит про вас вспоминать. Первая геологическая экспедиция – первая любовь!

Сестра сделала Люде знак, и та заторопилась.

– Ухожу! Действительно, поздно. Но сегодня я спокойней тебя оставляю.

Приветливые серые глаза старого горняка чем-то успокоили Люду.

– Это что же за специальность такая – забойщик? – спросил скептически молодой сосед по палате, радист, сломавший руку при падении с верхового оленя. – Шахтер, что ли, по углю или по руде?

– По старому счету – горняк на все руки: и по углю, и по руде, хоть по соли, а золота-то не миновать стать! – весело ответил старик, с кряхтеньем поворачиваясь к собеседнику.

– На все руки – это хорошо. А разряд какой?

– Что тебе? – не понял Фомин.

– Разряд, спрашиваю, какой? Ну, ставка тарифной сетки.

– Вот ты про что, – протянул старик. – Ставки бывали разные, и малые и большие, только интерес непременно большой.

– И много ты заработал с этого интереса – койку в больнице?

– Между прочим, и Ленинскую премию, – спокойно сказал Фомин.

– Как это – Ленинскую? – остолбенел молодой радист. – За что это?

– Стало быть, есть за что, – не скрывая насмешки, ответил Фомин.

– Погодите-ка, Иван Иванович, – вмешался Александров, – я припомнил, читал в приказе по министерству. Вас представили к премии за открытие важного месторождения вместе с инженером… забыл, как его…

– Васильев Семен Петрович. Это точно, мы с ним вместе!

– Пофартило, значит, в тайге, – с завистью сказал радист. – Конечно, горняку лучше, не то что нашему брату. Больше десятипроцентной надбавки не выслужишь!

– Фарт – не то слово, паря, – недовольно возразил забойщик. – Фарт – когда дуром наскочишь на шальное счастье. Как назвать его, если долго ищешь, ниточку найдешь, потеряешь, обратно найдешь, и так не один год. Да и не в тайге вовсе, на угольных шахтах это было!

Александров, по-настоящему заинтересованный, попросил Фомина рассказать, и старик охотно согласился.

– Встань-ка, паря, – обратился он к радисту, – да окошко отвори. Продух будет, я покурю тишком.

Старик молниеносно свернул самокрутку, чиркнул спичкой и выпустил густую струю дыма. Радист последовал его примеру, извлек из-под тюфяка измятую пачку сигарет и уселся на койку в ногах у Фомина. Тот поморщился и пробормотал:

– Сел бы ты, паря, лучше к себе…

– А чем я тебе помешаю? – оскорбился радист.

– Не то дело, паря, уважения в тебе к старшим нету: не спросясь – плюх на чужую койку. А мне с тобой панибратствовать ни к чему: еще невесть какой ты человек.

Молодой радист обиделся, отошел к окну и стал выдувать дым сквозь сетку, внося панику в ломящуюся снаружи тучу комаров. После утреннего обхода и процедур в больнице стало тихо. Во дворе негромко переговаривались няни.

– Рассказывать тут долго нечего, – начал Фомин. – Утомился я от таежного поиска, ребята подросли, надо было учить их в хорошем месте. Словом, я вышел в жилуху и стал работать на угольных шахтах, да не год, не два, а девять кряду. Сначала вроде в тайге вольнее казалось, а потом попривык, обзавелся домом, детей выучил и сам умнее стал – книжек-то побольше, чем в тайге, читать довелось. Кирилл Григорьевич знает: такая у меня манера – доходить до корня, везде интерес иметь, к чему, казалось бы, нашему брату и не положено. Узнал я много преудивительного: как столь давно, что и представить не можно, был на нашей земле сибирской климат вроде африканского и повсюду громадные болота, а в них леса, тайги нашей густее. Росли тогда деревья скоро, пропадали тоже скоро, и гнили они тыщи лет. Торфа из них пласт за пластом впереслойку с глинами накладывались, прессовались, уплотнялись – так угли наши и получились. Сам я стал присматриваться к углю и находить то отпечатки невиданных листьев, как перья павлиньи, то стволы с корой точно в косую клетку, то плоды какие-то. Иногда встречались нам в подошве пласта высоченные пни с корнями, прямо в ряд стоят, будто заплот. А в кровле то рыбки попадутся, то покрупнее звери, вроде зубастые крокодилы, только кости расплюснуты и тоже углем стали. Меня уж стали знать на шахте. Сначала смешки, горным шаманом прозвали, а потом стали мне диковины приносить и расспрашивать. Я, конечно, писал о находках в Академию наук, оттуда приезжал молодой парень. Видит-то плоховато, а все досконально знает, наперед говорит, что где должно быть. Подружился я с ученым, он мне книжки, опять же как приедет – лекции для всей шахты. Куда как интересней стало работать, как понимать начал я эту угольную геологию…