– Классный у вас ножик, – вдруг сказал он совсем внятно и восхищённо. – Вы можете подарить его мне?

– Нет, – ответил я. – Он мне дорог как память.

– Жаль, – сказал он. – У меня никогда не было таких классных ножиков. Как вы думаете, им можно убить человека?

– Если знать, куда ударить.

– А вы знаете?

Я лихорадочно соображал, как повести себя, как сменить тему разговора, не вызывая ненужных осложнений.

– Как вы считаете, можно ли убивать людей? – не унимался он. – А избивать, причинять боль?

– Смотря каких людей и смотря при каких обстоятельствах, – уклончиво ответил я, закрыл ножик и спрятал его обратно в карман.

– Плохих людей. Вы можете отличить плохих людей от хороших?

– Плохие – это те…

– …которые поступают не так, как вам бы хотелось? Они делают плохо вам

и хорошо себе, а не наоборот. Вы по этому критерию судите людей? – продолжал он. – Нет, вы судите их по другому критерию. Вы судите их потому, что в тот момент оказались сильнее. Если бы вы были слабее, вы бы их не судили, а просили бы у них пощады. А вы могли бы бросить вызов тому, кто заведомо сильнее вас?

Я не ответил.

– А вы могли бы бросить вызов мощной стихии, по сравнению с которой вы – песчинка?

– Я не вижу необходимости бросать вызов кому-то или чему-то.

– А если возникнет необходимость спасти себя или кого-то, кто вам не безразличен?

– Когда возникнет такая ситуация, тогда я и решу.

– Нет, тогда вы ничего не решите: для раздумий просто не будет времени. Вы либо совершите поступок, либо нет.

Возможно, он был прав. Но я не хотел вникать в глубинную суть его слов. Мне это было не надо. Он не вспоминал про ножик – на том и спасибо.

– Кем вы хотите стать в этой жизни?

Хороший вопрос. Мне скоро пятьдесят. Хороший вопрос.

– Я хотел бы стать писателем, если можно.

– Можно, всё можно, если захотеть.

– Я захотел.

– Нет, ещё недостаточно сильно. Ещё что-то мешает сосредоточиться только на этом желании.

Он был чрезвычайно проницателен. Возможно, огромные глаза-локаторы, или глаза-антенны – так он, кажется, писал, помогали ему улавливать нюансы моего состояния. Я сказал:

– Да, перед тем как стать писателем, я хочу кое-что изменить в моём прошлом. Я вам уже говорил. Поэтому, собственно, я и разыскивал вас.

– Да, конечно, сновидения тогда прекратятся, вы правильно это понимаете. Я вам это обещаю. Я обещаю, что помогу вам изменить то, что вы хотите. Но изменить – не значит отменить совсем.

– Недавно я написал роман. Наверное, не самый лучший. Может, даже самый что ни на есть посредственный. Но только там имеются слова: не верь ничьим обещаниям.

– Это неправильные слова. Эти слова нельзя говорить обо всех без разбора.

– Там ещё есть слова о том, что предают всегда те, кому веришь.

– Такие слова нельзя говорить никому, а тем более писать в романах. Написанное слово имеет огромную силу – большую, чем произнесённое. Поэтому писатели должны быть осторожными. Если вы хотите стать писателем, вы должны в первую очередь все слова примерять к себе самому. Разве вас всегда-всегда предавали?

Я снова вспомнил Ибрагима и сказал:

– Нет, не всегда. Один человек спас мне жизнь.

– Ибрагим? Вы ему поверите, если он вам что-то пообещает?

– Он ничего мне не пообещает: его больше нет.

– Его нет здесь и сейчас, – сказал он. – Всего лишь здесь и сейчас. Но вы не хуже меня понимаете, что он есть, есть где-то рядом, совсем недалеко, – и, заметив мой протестующий жест, добавил тоном, не терпящим возражений: – Вы его чувствуете. И вы меня хорошо понимаете, и вы ведь знаете, что на самом деле где-то там, внутри, в глубине, вы меня слушаете и понимаете ещё лучше. Так, может, хватит переливать из пустого в порожнее? Раз вы хотите что-то изменить, давайте сделаем это.