Юрий Бондарев – безусловно одарённый молодой писатель. Пишет он много, но это не „легкописание“. Работы Бондарева являются плодами напряжённой работы мысли и пера.
Язык у Бондарева большей частью чистый и образный. Особенно хороши у Бондарева описания природы, которую он знает и любит.
Рассказы Бондарева психологичны, но без излишнего нажима. Бондарев знает и любит детей и подростков. Ранний его рассказ „Поздним вечером“, написанный о детях, сразу же обнаруживает в Бондареве непосредственного и эмоционального автора» (РГАЛИ. Ф. 632. Оп. 1. Д. 1209. Л. 1).
Скажем два слова о дипломниках Литинститута 1951 года. Всего на защиту тогда выходило 40 студентов – почти все они были из набора 1946 года. Понятно, что многие выпускники дрожали. Они знали, что в предыдущем, 1950-м году, из 29 студентов шесть человек так и не защитились, их работы были признаны слабыми, и им дали отсрочку на год для переписывания дипломов. Кстати, в 1950 году государственную экзаменационную комиссию возглавлял Константин Симонов, а он скидок никому не делал.
В 1951 году председателем госэкзаменационной комиссии (ГЭК) начальство вместо Симонова утвердило заместителя директора Литинститута по творческой части Василия Смирнова. Но студенты больше всего боялись не Смирнова, а двух других членов ГЭКа – нового директора историка-обществоведа Петра Фатеева и литературоведа Павла Новицкого, которые вполне могли прикопаться к любому студенту в идейном плане. В 1950 году Новицкий чуть не зарубил диплом поэта Владимира Корнилова, а Фатеев – поэта Константина Левина.
Первый день защиты дипломов был назначен на 6 апреля. В тот день через госкомиссию предстояло пройти шестерым выпускникам: Юрию Бондареву, Евгению Винокурову, Михаилу Годенко, Григорию Фридману и двум албанцам – Фатмиру Гьяте и Лазарю Силичи.
Первым на экзекуцию отправился Бондарев. Я нашёл в архиве протокол обсуждения его диплома. Этот документ начинается с описки: «1. Бондарев Юрий Васильевич – сборник стихов. Работа выполнена под руководством К. Г. Паустовского. При консультации В. А. Смирнова, В. В. Смирновой» (РГАЛИ. Ф. 632. Оп. 2. Д. 28. Л. 51).
Секретарь комиссии явно ошибся: диплом Бондарев защищал не стихами, а прозой. Но описка символическая. Вспомним: Бондарев, когда в 1946 году поступал, принёс в приёмную комиссию свои поэтические опыты, но их сразу отвергли и приняли его в институт по рассказам.
Ещё меня заинтересовали две ссылки в протоколе: на Василия Смирнова и Веру Смирнову. Во-первых, раньше я никогда не слышал о том, что они консультировали Бондарева. И во-вторых: а что именно консультировали эти два писателя, в чём конкретно они помогли Бондареву? Я полез в архивы. Фонда Василия Смирнова нигде обнаружить не удалось, но в РГАЛИ оказался фонд Веры Смирновой, и в нём сохранились два письма Бондарева своей наставнице.
«Я всегда чувствовал с Вашей стороны, – писал Бондарев Вере Смирновой уже в январе 1964 года, – самое доброе и материнское внимание – помните наши разговоры о литературе, когда Вы редактировали первую мою студенческую книжку рассказов? Я запомнил и Ваши добрые слова на обсуждении военной прозы. Ваше отношение ко мне напоминает отношение К. Паустовского – я ощущаю искренность, любовь к литературе, к слову, к добру, без чего и я не могу жить» (РГАЛИ. Ф. 2847. Оп. 1. Д. 49. Л. 1).
И всё-таки: в чём именно выразилось консультирование Смирновых? Это пока неясно. Можно только предположить, что, скорее всего, они давали советы общего порядка. Напомню: Василий Смирнов на тот момент был заместителем директора Литинститута по творчеству, а Вера Смирнова заведовала кафедрой литературного мастерства.