Представляется, что только с позиций государствоведения можно решить проблему оптимизации правопорядка не путем преследования за правонарушения и восстановления уже нарушенных прав, а путем создания условий, исключающих вероятность самого правонарушения. В том числе и в ситуации препятствования столкновению частных интересов.

Иными словами, белое пятно в пространстве взаимоотношений государства и гражданина на данный момент юридически обусловлено.

Именно его существование как раз и искушает исследователей явления государства, отрицающих не только возможности юриспруденции, но и собственно юридическую природу явления государства[20]. Поэтому и предлагается воспользоваться для его освоения возможностями менеджмента и политологии. Но инициаторы таких предложений опять-таки не могут предложить ничего, кроме отождествления государства с организацией, преследующей собственную выгоду. И это притом, что, именно благодаря признанию существования собственной выгоды, в конструкцию государства-организации не вмещаются права и законные интересы гражданина. Вольная трактовка такой теоретической находки практически может выливаться, например, в уверения чиновников, что данное жилье не является ветхим потому, что так решили они сами, а вовсе не потому, что в таком жилье можно проживать. Взгляды таких, с позволения сказать, государствоведов не отличаются не только научной четкостью, но и здравым смыслом. Первопричиной этого является очевидная путаница, ставшая следствием неюридического отождествления теории государственной службы, административной науки и административно-государственного управления, а также администрократии[21]. Объектом научных притязаний такой комплексной науки предлагается считать государственное управление, государство как таковое, частью которого является государственная служба. А предметом – деятельность государственной службы, объективные законы и принципы государственного административного управления. Таким образом, государственная служба идентифицируется одновременно и в качестве государствоведения, и качестве государственного управления. Предполагается, что ее предметом предстает деятельность государственных органов. А точнее, деятельность государственных органов, чьи полномочия исполняют политические должностные лица. С позиций юридического государствоведения, сама возможность такого смешивания – нонсенс. Но дело не в этом. Дело том, что в результате именно такого подхода государственная служба и осуществляющие таковую чиновники обретают теоретические основания возможности благополучно удалиться от нужд и чаяний, оберегаемых их заботами людей, и предаться обеспечению собственного служебного благоденствия. Представляется, что именно этой причиной объясняется ограничение представителями этой концепции своих исследований проблемами манипулирования со структурами, процедурами и полномочиями органов, призванных гарантировать права и законные интересы россиян.

Юриспруденция в рамках такого запредельно менеджерского подхода к сущности государства объявляется беспрекословной служанкой государственности. Добавим от себя, следовательно, она и законы, какие скажут, напишет, и преступников во имя большой выгоды для больших людей оправдает. Или назначит преступниками кого-то по их просьбе. Наши предшественники – юристы оправдывали конституционность во имя монархии. В уже упоминаемой работе Б. Чичерин писал: «Стремления демократии клонятся к чрезмерному преувеличению деятельности государства, которое представляется ей удобным орудием для присвоения себе благ, принадлежащих зажиточным классам». Не складываются ли теперь предпосылки к тому, что на позициях развития государствоведения в качестве неюридической области познания в самом ближайшем времени укоренятся предложения присоединиться к оправданию демократии в угоду олигархам, адресованные исследователям-юристам?