– Спасибо за приглашение, но мне хочется провести ночь в родительском доме.

Лиза сняла с плеч китель и протянула Каневскому:

– Заезжайте к нам еще по-соседски, без приглашения, в любое время.

– Дня и ночи? – вводя девушку в замешательство своей лучезарной улыбкой, сыронизировал Алексей. – Спокойной ночи, Лизонька. До свидания.

Всю обратную дорогу домой мать все пыталась узнать у Алексея, понравилась ли ему Лиза. Но сын на все ее вопросы отвечал односложно: да, нет, не знаю. Он был явно нерасположен к разговору. И Наталья Федоровна, подумав, что утро вечера мудренее, перестала приставать к сыну с вопросами.

Уже лежа на мягкой кровати, Каневской, засыпая, думал: «А может, взять, да и жениться, как советует матушка. Обаблюсь, заведу кучу детишек, служить пристроюсь в порту или береговом экипаже, – но мичман, перевернувшись на другой бок, тут же отверг эту мысль. – Нет, я не достоин такой скучной и обыденной жизни! Разве об этом я мечтал с детских лет? Разве не грезились мне на этой кровати дальние страны, неоткрытые острова и ширь океана? Разве не я еще три дня назад клялся в любви Леночке Клод?»

Глаза Алексея слипались, и в дремоте ему показалось, что его душа, выскользнув из тела, полетела над рельсами железной дороги в Петербург. Замелькали фонарные столбы, дома со светящимися окнами. Вот промелькнул Невский проспект, а вот и дом Клодов, второй этаж. Алексею кажется, что он, бесплотный, проникает через замочную скважину, беззвучно ступая, идет к спальне и садится у изголовья Елены Васильевны. Лунный свет озаряет прекрасное женское лицо, и он, нагнувшись к ее уху, шепчет:

– Мы с тобой связаны вместе канатами и якорными цепями, мы теперь – одно целое. Ты, Леночка, уже не сможешь жить без меня, ты будешь думать только обо мне. Отныне весь смысл твоей жизни заключается в том, чтобы увидеть меня.

Дух мичмана приложился устами к губам женщины и, воспарив над землей, полетел обратно к телу, лежащему на кровати в барском доме, в деревне Ваньково.

Проснулся Алексей поздно – жаркое летнее солнце уже успело нагреть воздух и высушить росу.

За завтраком Наталья Федоровна как бы невзначай снова вспомнила о крестнице:

– Признайся, Алеша, что я была права и Лизонька Шепелева – замечательная девушка.

– Да, мама, – отрешенно отозвался сын, показывая всем своим видом, что разговор о Лизе ему не интересен, и он соглашается только в угоду матери.

Но Наталья Федоровна продолжала, ей хотелось довести задуманное до конца, не откладывая на потом:

– Она тебе понравилась, слава Богу. Мы ее завтра же и засватаем, с родителями Лизы я уже это обговорила. Через недельку можно и свадьбу сыграть. А на корабль телеграмму дашь, чтобы отпуск продлили.

– Что значит, засватаем? Какую такую свадьбу? Вы у девушки спросили, хочет ли она замуж? До вас что, еще цивилизация не добралась? Оглянитесь, матушка, двадцатый век уже на дворе! – раздраженно, чуть ли не крича, сказал Алексей. – А у меня, в конце концов, вы узнали, желаю ли я жениться? То, что Лиза – замечательная девушка, не означает, что я побегу с ней под венец!

– Что ты разошелся, Алеша? Я просто хотела узнать, понравилась ли тебе моя крестница.

– Хватит! Я приехал домой отдохнуть от службы, а не свататься!

Выскочив пулей из-за стола, Каневской, взяв ружье и собаку, ушел в лес. Целый день он бродил по лесу, выслеживая зайцев. Но мысли о Леночке Клод и Лизоньке не давали ему сосредоточиться на охоте. Вечером он возвратился в усадьбу без добычи, зато с твердым намерением: завтра же прервать отпуск и вернуться на броненосец.

Но Наталья Федоровна повела себя по-умному и не стала больше давить на сына нахрапом. Сказав, чтобы Алексей не обижал ее скорым отъездом, она начала действовать исподволь, говоря, что так хочется понянчиться с внуками на старости лет, а единственный сын уезжает и опять оставляет ее одну, а как бы было замечательно, если рядом с ней была хоть невестка.