«Портрет» вошел в сборник «Арабески», где Гоголь много рассуждает о природе искусства. И ему ли, тогда еще во многом романтику и человеку особенно впечатлительному, не знать, как тесно связан талант с разными, выражаясь по-современному, маниями, фобиями и патологиями, а на языке времени Гоголя – с искушениями нечистой силы?..

Но не только о природе художественного дара эта повесть. В том-то все и дело, что художественный гений, обнаруживаемый Гоголем здесь, есть болезнь высокая, это способность за видимой поверхностью жизни увидеть сущности, от простого глаза скрытые…

«Молодой Чартков был художник с талантом, пророчившим многое…»

«Он опять подошел к портрету, с тем чтобы рассмотреть эти чудные глаза, и с ужасом заметил, что они точно глядят на него… Глаза еще страшнее, еще значительнее вперились в него и, казалось, не хотели ни на что другое глядеть, как только на него».

«И как взглянул он еще раз на золото, не то заговорили в нем двадцать два года и горячая юность. Теперь в его власти было все то, на что он глядел доселе завистливыми глазами, чем любовался издали, глотая слюнки».

«К этому присоединились все признаки безнадежного сумасшествия. Иногда несколько человек не могли удержать его. Ему начали чудиться давно забытые, живые глаза необыкновенного портрета, и тогда бешенство его было ужасно».

«Здесь художник, не договорив еще своей речи, обратил глаза на стену, с тем чтобы взглянуть еще раз на портрет… Но, к величайшему изумлению, его уже не было на стене».

В 1915 г. был снят немой фильм «Портрет». Режиссер Владислав Старевич, в ролях: А. Громов, И. Лазарев, В. Васильев. Сохранилась лишь часть фильма, при этом создатели переработали фабулу повести. Это первая по времени, но не единственная попытка перевести повесть Гоголя на язык кино.

«Портрет», 1915 г.

Без лишних слов эту повесть 1833–34 гг. можно назвать романтическим манифестом Гоголя. То, что Гоголь был в Питере «понаехавшим», позволило ему особенно остро прочувствовать магию главной столичной улицы – Невского проспекта. С этого, собственно, повесть и начинается. Писатель описывает жизнь Невского на протяжении почти суток, от раннего утра, когда тротуар топчут грубые сапоги рабочего люда, до вечера, когда Невский становится «фабрикой грез», где мимолетная встреча становится приключением – а то и судьбу может сломать.

Вот, например, два приятеля: художник Пескарев и поручик Пирогов. В вечернем таинственном сумраке они устремляются каждый за своим приключением. Небесной красоты брюнетка, так похожая на Мадонну Рафаэля, приведет романтика Пескарева в притон. Приземленный Пирогов ухватится за интрижку с немкой-блондиночкой, получит от ее мужа розог, но успокоится пирожными и чтением газет. Один – погибнет от столкновения с жизнью, другой – будет по-своему счастлив. А Невский проспект, эта главная жизненная артерия столицы, существует точно живой какой-то дракон (или, что ближе мироощущению Гоголя, черт), равнодушный к взлетам и падениям всех, кто ступает по его торцам.

Конечно, повесть полна иронии – романтической иронии по отношению и к убогости обывательской жизни, и к чрезмерной мечтательности, недаром банальные ремесленники здесь носят фамилии столпов немецкого романтизма: Шиллера (хотя последний, строго говоря, романтиком не был) и Гофмана. Но ирония эта вовсе не снижает романтического пафоса, а усугубляет его. Внешний мир, «действительность» равнодушна к человеку, и великая опасность нависает над тем, кто перепутает реал и грезу. Но, повторим, Гоголь вовсе не на стороне приземленного Пирогова. Ибо герой повести – Невский проспект, который «разводит» всех только потому, что занят лишь своей собственной жизнью. Впрочем, он не равнодушен к людям, искушая по мере сил каждого: «Он лжет во всякое время, этот Невский проспект, но более всего тогда, когда ночь сгущенною массою наляжет на него и отделит белые и палевые стены домов, когда весь город превратится в гром и блеск, мириады карет валятся с мостов, форейторы кричат и прыгают на лошадях и когда сам демон зажигает лампы для того только, чтобы показать все не в настоящем виде».