Я поднял голову и весело заорал в мартовское серое небо: «Четвёртый взвод, в колонну по четыре становись!»

В армии я прослужил ровно 25 месяцев. Без отпуска. Два года и один месяц. С ноября 85-го по декабрь 87-го. 760 дней.

Из них двое суток я провёл в одиночной камере на гауптвахте. Или по-простому – на губе.

Я уже прослужил полтора года. Считался старослужащим. А тут в нашу роту прислали трёх молодых лейтенантов. Только-только из военного училища. Один из них стал заместителем командира роты по политической части. Была такая должность в Вооружённых силах Советского Союза.

И вот с этим-то молодым замполитом по фамилии Фадин и случился у меня конфликт. А дело было так.

Как-то дежурил наш молодой замполит по роте. И вечером заглянул в каптёрку. Где и застал рядового Пилипенко, самозабвенно раскрашивающего мой дембельский альбом.

– Красиво, – похвалил замполит рядового, – а чей это альбом?

– Младшего сержанта Фёдорова, – бодро отрапортовал Пилипенко.

Замполит послал за мной. Я пришёл.

– Почему вы заставляете вашего подчинённого рисовать вам альбом? – спросил меня замполит.

– Я не заставляю, – ответил я, – просто попросил.

– Попросил, – поддакнул Пилипенко, – и я сам вызвался.

Веснушчатое лицо замполита покраснело. Было видно, что он разозлился.

– Это использование служебного положения, – отчеканил он, – рядовой должен заниматься военной подготовкой.

– Вообще-то, сейчас вечер, – напомнил я лейтенанту.

– Значит, у него свободное время, – ответил замполит, – вот пусть и занимается своими делами.

– Вообще-то, сейчас по расписанию уборка прилегающей территории, – опять напомнил я лейтенанту, – а вверенная территория у нашего четвёртого взвода – это оружейная комната, коридор, умывальник и туалет. Пилипенко, твои три крайних от окна унитаза. Отодрать их так, чтобы блестели как зеркало. Через час проверю.

Пилипенко поник.

– За что? – трагическим шёпотом спросил он. – Я же ничего не сделал плохого.

– Во-первых, приказы не обсуждаются, – сказал я, – а во-вторых, если ты что-то рисуешь, то ни в коем случае не должен попадаться на глаза офицерам. Ты должен слиться с местностью, чтобы никакой лейтенант или капитан, а уж тем более майор, тебя не заметил. Как хамелеон. Так что иди и сливайся с унитазами.

– Есть сливаться с унитазами, – ответил Пилипенко и повернулся, чтобы идти выполнять моё распоряжение.

– Отставить унитазы, – вдруг заорал замполит, – вы что, товарищ младший сержант, издеваетесь надо мной?!

– Никак нет, – гаркнул я, – выполняю свои прямые обязанности.

– Ты сейчас сам пойдёшь унитазы чистить! – продолжал кричать Фадин.

– А чего это вы на ты перешли? – осведомился я. – Мы с вами, товарищ лейтенант, вместе не пили. Да и не буду я унитазы чистить. Вы не мой прямой начальник.

Лицо у замполита приобрело пунцовый оттенок. Глаза налились кровью. Он был прекрасен в гневе. 5 лет он учился. И вот наконец-то предстала возможность проявить свои таланты и покомандовать всласть.

– Мне-то что делать? – прервал паузу несчастный Пилипенко.

– Идите отдыхать, – скомандовал ему Фадин.

Пилипенко выдохнул «есть», развернулся и вышел из каптёрки.

– Товарищ лейтенант, – миролюбиво начал я, – ну что вы из-за пустяка так волнуетесь?

– Вы используете личный состав в личных целях, – отчеканил замполит.

– Хорошо, – так же миролюбиво продолжил я, – две недели назад у ротного сгорела проводка в квартире. Я с бойцом из второго взвода там целый день проторчал. Всё починили. И никто про личные цели ничего не говорил. Наоборот. Все были довольны. У ротного новая проводка. Мы от службы отдохнули. А какие пирожки жена ротного печёт! Пальчики оближешь.