Едва пришли, Мишина маменька всех усадила за стол и дала постных пирогов с грибами и компоту.

– Эх, – вздохнул Саша. – Даже жалко причастие заедать.

Миша-Юленька замотал белобрысой головой.

– Ничего не знаю! Я говел, как следует, я заслужил.

– Нашел о чем жалеть… – начал было Волков, но тут же Дима замахал на него руками:

– Изыди! Лучше ничего сейчас не говори, ей-богу. Пей компот, Юрочка. Миленький, пей компот!

У Саши и Юленьки от смеха компот чуть не полился через нос, когда они увидели, как от искреннего удивления вытянулось лицо Волкова.

Некоторое время все жевали молча, пока Саша, призадумавшись, не спросил:

– А как вы думаете, мы на причастии действительно кровь и плоть принимаем? Нет, я понимаю, что нас этому учат, на службе об этом говорят. Но вы считаете, что все это по-настоящему?

– Конечно! – уверенно ответил Дима

Юленька пожал плечами:

– Мне это всегда казалось неким символом – нам сказано вспоминать, мы и вспоминаем.

– А смысл тогда в чем? – не унимался Дима. – Просто вспоминать мы и во время молитвы можем. А когда мы принимаем Его плоть и кровь, мы сами лучше становимся. Это же физическое единение между собой всех верующих.

– Красиво говоришь! – не удержался Волков.

– Зачем же ты тогда сам сегодня причащался, раз так тебе забавно?

– Зачем причащался? Да просто с рождения православный и гимназию закончить хочется. Что же я, зря учился? Не бросать же и вас на предпоследнем году. Пей компот, Дима!

После тягот Великого поста и волнений исповеди, впереди ждало радостное воздаяние – Пасха и следующие за нею пасхальные каникулы.

Конечно, этот светлый праздник ждали с особым трепетом. Настолько особенным и радостным не было, пожалуй, даже Рождество – ведь из всех когда-либо родившихся мессий или пророков лишь Христос воскрес после своей смерти.

Последняя, Великая суббота перед пасхальной ночью была особенно строгой. В доме Кононовых по повелению Дмитрия Петровича на завтрак и обед ели только сухари с несладким чаем. Ужина не полагалось вовсе, зато ночью, уже по приходу из храма, можно было полакомиться пасхальной снедью.

С раннего утра Лиза натерла в доме все полы, а после они с Еленой сложили куличи, творожную пасху и крашеные яйца в корзины и понесли освящать к Владимирской церкви.

Когда они ушли, Саша заглянул в кабинет к отцу, где тот беседовал о чем-то с Денисом.

– Папенька, я отлучусь на четверть часа? – спросил гимназист, как ни в чем не бывало.

Но отец вдруг немного нахмурился.

– По какому же важному делу?

Саша даже немного растерялся от такого вопроса.

– Да, собственно говоря, не по какому. Просто. Может до Ю… то есть до Миши дойду.

– До Миши завтра дойдешь, когда Пасха наступит. А сегодня потерпишь до вечерней службы. У тебя дел никаких? Можешь уроками заняться. Или Писание почитать – к экзаменам тоже пригодится. Голову и душу чем-то дельным займи. А каникулы и все прочие радости будут с завтрашнего дня.

– Хорошо, папенька, – проворчал Саша и поплелся к себе.

Украдкой он уволок с кухни сухарь и, сев у себя за стол, стал его грызть, снова глядя на окна по другую сторону двора. Правда, пока не стемнело, глядеть было особо не на что.

Радость от ожидания у него заметно поутихла. Он сам не видел ничего предосудительного в пешей прогулке и разговоре с приятелем, но уйти, нарушив запрет, конечно же, не мог.

В конце концов, он пролистал дневник, припоминая, что было задано на последних уроках, и в итоге решил несколько задач. Делать устные упражнения или же учить что-то не было смысла – через неделю, перед самыми занятиями все равно бы пришлось все переучивать заново.