— Молодые совсем озверели, — проворчал «Воронцов», поднимаясь с заледеневшего пола. — С кулаками кидаются.

— Молодые… — усмехнулся юнкер в портупее. — Давно ли вы, господа, сами молодыми были? Так что ж получается — вас четверых сугубцы втроем отлупили?

Мелкого первокурсника, похоже, уже записали в «наши» ряды. «Воронцов», уже приготовившийся было выдать гневную тираду, осекся — и так и застыл с раскрытым ртом.

— Никак нет, господин подпоручик, — отозвался один из его товарищей — тот самый, которому я расквасил нос об стену. — Видимо, на льду ноги разъехались… Скользко тут, знаете ли.

Звучало это, конечно же, нелепо — но старшекурсников, похоже, устроило. Уж не знаю, что случилось бы, окажись на их месте ротный или кто-то из офицеров училища, но на этот раз, похоже, пронесло.

— Ступайте, господа. Умойтесь, приведите себя в порядок… и уж будьте так любезны — постарайтесь больше не падать на ровном месте.

«Воронцов» со своей изрядно потрепанной шайкой удалился — и вид у него был настолько беспомощно-злобный, что я едва сдержал смех. А вот Богдан не справился: хоть и зажимал рот обеими руками — не сдержался и прыснул.

— Впредь попрошу воздержаться… — Старшекурсник шутливо погрозил пальцем — и вдруг снова напустил на себя серьезность: — Представьтесь, молодой.

— Юнкер Бецкий Богдан Васильевич, господин подпоручик! — с готовностью заголосил Богдан, вытягиваясь по струнке. — Выпускник славного Одесского кадетского корпуса!

— Ага… То-то я и смотрю — что-то знакомое… Я и сам оттуда. — Старшекурсник на мгновение задумался — и тут же продолжил, сложив руки на груди: — Скажите, молодой, как вы желаете жить отныне и впредь, до самого выпуска, — по уставу или согласно традициям славной пехотной школы?

— Согласно традициям! — Богдан едва не подпрыгнул на месте. — Прошу вас стать моим дядькой, ежели господину подпоручику будет угодно!

Дядькой? Интересно… Похоже, мой собрат по швабре знал о местных обычаях даже больше, чем уже успел рассказать. И «господину подпоручику» — который никаким подпоручиком, ясное дело, еще не был — это пришлось по нраву.

— Добро, молодой, — кивнул он. — Непременно возьму на себя честь обучить вас всем славным традициям школы и премудростям военного дела… Но и требовать буду соответственно.

— Так точно, господин подпоручик! — Богдан снова вытянул руки по швам. — Будет исполнено!

— Исполняйте, молодой. Перво-наперво — ступайте в дортуар и скажите, что подпоручик Подольский велел организовать… — Старшекурсник обвел нас глазами, пересчитывая, — три спальных места. В соответствии с вашим нынешним статусом.

— Так точно!

От волнения Богдан даже забыл добавить «титул». Тут же умчался выполнять высочайшее повеление, едва не споткнувшись о ведро на полу. А мы со спасенным первокурсником остались со старшими с глазу на глаз. Я сообразил, что для меня тоже наступает время ответить на несколько важных вопросов… но «подпоручик» Подольский почему-то обратился к мелкому. Точно так же — сначала попросил представиться.

— Волков, Артем. Гимназист.

Бывший, конечно же. Три слова прозвучали так, будто первокурснику был отвратителен и статус, и даже собственное имя. И все происходящее, включая меня, — тоже.

— Скажите, молодой, как вы желаете жить отныне и впредь, до самого выпуска, — по уставу или по традициям славной пехотной школы? — поинтересовался Подольский.

Тон у него при этом был какой-то странный. Не недовольный — скорее то ли чуть скучающий, то ли просто невеселый. Оттого, что он, похоже, уже сообразил, что услышит в ответ.

— По уставу, — бросил Артем — коротко и резко, будто выплюнул.