На следующий день в назначенный час, когда Виль и другие матросы приготавливали съестные припасы, Жак надел свое парадное платье, опоясался шпагой, которую ему из вежливости оставили тюремщики, и явился в залу мадрасского губернаторства.

Его приняли очень хорошо. Все знатные мужчины и все изящные дамы, сохранившие традиции и привычки Европы, осыпали его самыми лестными комплиментами.

В своей лести англичане дошли даже до того, что стали ему говорить о его подвигах и о тех злых шутках, которые он сыграл с моряками и матросами его величества короля Георга.

Леди Блэквуд даже прибавила с прелестной улыбкой:

– Какое несчастье, маркиз, что мы не можем вернуть вам свободу, чтобы вы опять принялись за ваши славные подвиги… Увы! Война снова началась между обеими нациями. Но, с точки зрения нашей к вам симпатии, мы задерживаем вас с полной уверенностью, что вы, по крайней мере, останетесь в живых и мы вас сохраним от всех случайностей войны и защитим вас от самого себя.

– Миледи, – ответил любезно Жак, – такой знак внимания с вашей стороны будет для меня самым приятным воспоминанием о моем пребывании в Мадрасе. Я расскажу Сюркуфу, как англичане умеют оказывать гостеприимство своим врагам.

– Сюркуф! – воскликнула благородная дама. – Действительно, маркиз, вы можете сообщить об этом именно в тот день, когда мы примем ужасного корсара в стенах Мадраса.

– А! – возразил Клавалльян, несколько встревоженный. – А вы, сударыня, имеете, наверное, некоторые сведения о моем соотечественнике?

– Самые свежие, маркиз. Совсем недавно коммодор Джон Гаррис настиг корабль Сюркуфа у наших берегов и теперь его держат запертым в бухтах Цейлона. Кажется, Сюркуф даже предложил мир, желая сдаться на выгодных условиях.

– В таком случае, миледи, губернатор был введен в заблуждение: коммодор Джон Гаррис преследовал не самого Сюркуфа, а какого-нибудь ловкого плута, который принял на себя облик Сюркуфа.

Он сказал это самым приятным голосом, но с насмешливой улыбкой на губах.

Гордая англичанка сдвинула брови, и ее прелестное лицо омрачилось.

– Коммодор, маркиз, человек в летах и опытный; его нельзя заставить поверить пустякам. Мне очень жаль вашего Сюркуфа, который вынужден вести переговоры с таким человеком.

– В таком случае, миледи, я еще более сомневаюсь в правдивости ваших сведений. Но все же, уважая ваше мнение, я радуюсь своему соседству с Сюркуфом – это даст мне возможность завязать с ним отношения.

Один молодой мичман разразился громким смехом:

– О, эти французы! Они все такие! Хвастуны и фанфароны!

Жак бросил такой взгляд на молодого человека, что тому пришлось опустить глаза.

– Сударь, – возразил он, – если бы я был в Мадрасе еще и послезавтра, то считал бы большим удовольствием надрать вам уши за такие слова.

Мичман задрожал от гнева. Но его выручила леди Блэквуд, которая вмешалась в это дело, и, обращаясь к окружающим ее дамам, сказала:

– Вот нас и предупредили! Маркиз скоро простится с нами, в один прекрасный вечер или утро, отправившись к своему другу пирату. Не желаете ли вы дать ему какое-нибудь поручение?

Маркиз поклонился всему обществу и, положив руку на сердце, сказал:

– Я с удовольствием возьму на себя поручения этих дам для передачи их братьям и мужьям при случае, если встречусь с ними во время своего пути отсюда во Францию.

Все громко расхохотались, и многие находили, что этот француз очень умен.

Одна молодая дама, очень веселая, воскликнула:

– Маркиз, моя сестра, леди Стэнхоуп, выехала из Англии к своему мужу в Бомбей. Она везет с собой два фортепиано французского производства. Конечно, я не поручу вам моей сестры, а только оба ее фортепиано. Позаботьтесь, чтобы их не испортили во время дороги.