Ада снова взяла ложку.

– Эта комната носит название Купальня Зевса. В ней Мальзельо разводит фазанов для комнатной охоты моего отца, – объяснила она.

Руби подалась вперед и осторожно, с извиняющейся улыбкой, взяла ложку у Ады.

– Миссис У’Бью говорит, что она сыта по горло Мальзельо и его нелепыми запросами. То ему «Голубой громмер» для мышеловок подавай, то овсянки целый мешок, то три копченых лосося. Не говоря уж о морковке. Почти вся морковка с огорода ему уходит.

Эмили протянула руку, и Руби вложила в нее ложку.

– Мы не знаем, что именно Мальзельо содержит в Купальне Зевса, – сказала Эмили, – но у этого «чего-то» странные аппетиты. Овсянка, копченый лосось и дохлые мыши…

Ада услышала сдавленный всхлип, переходящий в писк.

– Вношу предложение, – продолжила Эмили. – Чердачный клуб должен выяснить, что именно Мальзельо содержит в Купальне Зевса.

Эмили обвела взглядом собравшихся.

– На мой взгляд, – сказала Ада, взяв ложку, – от Мальзельо ничего хорошего ждать не приходится.

В оставшееся время были заслушаны доклады членов клуба. Кингсли, прирожденный верхолаз, сделал сообщение о некоторых любопытных образчиках расписных труб, исследованных им в восточном крыле[6]. И желал бы, чтобы остальные члены клуба тоже полюбовались на них. Артур Халфорд, прирожденный механик, рассказал об усовершенствованных ремнях безопасности, которые им следует при этом надеть.

Руби, прирожденный повар, доложила, что у нее все готово для полуночного пиршества на крыше, а Уильям добавил, что позаимствует у своего отца телескоп, для того чтобы они могли любоваться звездами.

Ада отмалчивалась. Похоже, все члены клуба, кроме нее, обладали каким-то выраженным талантом.

– Что я могу?.. – сказала она наконец.

– У тебя потрясающее воображение, – ответила Эмили, сжимая ей руку. – Ты что-нибудь придумаешь, я уверена!

В одиннадцать часов Эмили положила деревянную ложку на стол-ящик, и все разошлись по кроватям.

– Когда следующее собрание? – спросила Ада, прощаясь с Уильямом и Эмили на лестнице.

– Как-нибудь на следующей неделе, – ответила Эмили.

– Но комнатная охота уже в субботу! Остается только три дня!

– Не беспокойся, мы обсудим расследование дела Мальзельо утром, за завтраком, – успокоила ее Эмили.

Ада пожелала ей спокойной ночи и поплелась в свою комнату. Измаил следовал за ней, слабо мерцая в темноте.

Ночная рубашка уже лежала на пятнистом диване. Ада переоделась, сладко зевнула, забралась в свою кровать под восемью столбиками и задула свечу. Потом задернула полог и провалилась в сон.

– Ну и денек, – вздохнул Измаил.

На дорожке перед ступенями великолепного портика Грянул-Гром-Холла стоял черный экипаж, запряженный четверкой черных лошадей с черными султанами на черной упряжи. Дверь экипажа медленно отворилась, и из него вышла дама. Она была облачена в черное платье с черным жакетом, которое дополняли черные туфли и перчатки, широкополая черная шляпа с густой вуалью (черной). В одной руке она несла черный матерчатый саквояж, украшенный узором из черепов, в другой – черный зонтик. Дама бесшумно взошла по ступеням – и Ада отпрянула от окна. Через мгновение, уже в кровати, она услышала отрывистое «тра-та-та»: дама стучала во входную дверь.

Колеса снова зашуршали по гравию, и карета скрылась в ночи (без помощи какого-либо кучера). Ада услышала, как под ней, внизу, раздался скрип открываемой двери и послышался хриплый голос Мальзельо, что-то спросивший.