Сажусь с ними завтракать. С мостика спускается капитан, присоединяется к нам. Одет-то он так же, как старпом и матрос, но все же разительно отличается от них: брит и абсолютно «бесфонарен». Поглощая хлеб с маслом, сыр и чай, они перебрасываются короткими фразами:
– Сколько за вахту прошли? – Это механик.
– Тридцать восемь миль. – Старпом.
– С топливом в норму укладываемся? – Капитан.
– Ага, нормально. – Механик.
Начинаю «брать интервью»: насколько взяли план, кто впереди – они или «Точный», как было со сдачей рыбы на базу, есть ли в экипаже таланты. С последним вопросом все оживляются: талантов, дескать, хоть отбавляй – и тут, и на «Точном» почти все артисты. По выраженью лиц вижу, что имеются ввиду «артисты» в кавычках. Уточняю. Действительно: есть козомёты, козодёры, фуфлогоны, каждый второй – мастер спорта по литрболу, а также мастера художественного свиста и бабочек ловить. В смысле – на хуторе. Близ Диканьки. Та-а-к, думаю, молодцы ребята, начитанные, знание Гоголя, во всяком случае, в наличии. И тут замечаю на переборке левого борта, между глухим иллюминатором и задраенной дверью (волна на ходу достает), такую, знаете, обычно-обязательную на всех без исключения производствах тех времен, крупносерийных, мелкосерийных – не важно, раскрашенную фанерку с залихватской «шапкой» на пол-этой самой фанерки:
К О М С О М О Л Ь С К И Й
> <> П Р О Ж Е К Т О Р <> <
Двумя вертикальными реечками фанерка поделена на три колонки, все три густо покрыты многоточиями. На больших заводах мне приходилось видеть эти самые «КП», засиженные даже голубями, но чаще все же изрисованные и исписанные доморощенными кукрыниксами и этими, Бедными Демьянами, изгаляющимися над вихрастым строптивцем, неугодившим самому комсоргу цеха, или над сверловщицей, «на рабочем месте» мечтающей о любви. Из ее кудрявой головки с непременным бантиком выпарялось облако, а в нем восседал коронованный жестянкой «прынц». Нет, здешний «Прожектор» честно был засижен многими поколениями мух. И я поинтересовался, кто на сейнере комсорг, кто парторг и кто председатель судкома.
Уникальный оказался пароход! Капитан – диковина – вообще беспартийный. Парторг (с гордостью: «О, он у нас из низов!») – один из матросов, старый пьяница. Позже я убедился: точно, при всех «фонарях». Комсорг? А вот он, матрос старпомовской вахты, допивающий чай рядышком со мной. Ему, согласно «Морального кодекса строителя коммунизма», положено равняться на парторга, и я, приглядевшись к его «фингалам», равнение это оценил.
– А судкома мы еще, вы извините, – виновато улыбнулся капитан, – не успели просто выбрать. Вот завтра проведем профсоюзное собрание и изберем.
– А кого, если не военная тайна, хотите избрать? – Полюбопытствовал я.
– Да-а-а, – замялся капитан, – даже не знаем. Кого мы судкомом? – Он взглянул на старпома. – Давай тебя, Сергеич?!
– Не-е-э! – Старпом чуть не подавился бутербродом. – У меня по приходу и так дел невпроворот, сами ж знаете: врачи, пожарники, всякие проверяльщики из Крайрыбакколхозсоюза, из Дальрыбы. Не-е-э! Давайте вот его, – кивок на третьего механика, соратника по вахте.