Она не спеша отъехала, выключила аварийку. Скрылась за пределы видимости из будки и нажала газ. Доставать нож из тела она не стала – ей не улыбалось перемазаться кровью, Единственное, что она сделала – это бросила автомат на заднее сидение, чтобы его не было видно встречным машинам, и сняла с гаишника фуражку.

Сторожа в садоводстве по-прежнему не было видно. Ей вообще никто не встретился – ни по дороге, ни на дачах. Она правильно рассчитала время – в понедельник после обеда поздней осенью на дачах пусто.

Она закатила машину в гараж дачи, закрыла ворота. Зашла в дом, привела себя в нормальный вид. Потом вернулась в гараж.

Гаишник уже не дергался – пульса не было. Она тщательно обыскала его. Рация была включена, но молчала – значит, его еще не хватились. Она выключила рацию, подумала и бросила ее в школьный ранец. Рация была тяжелой, но могла пригодиться. Все служебные рации в СССР работали на фиксированных частотах, и это был отличный инструмент для прослушивания переговоров милиции. А еще было хорошо то, что в этой стране не было нормальных аккумуляторов, и все рации были на батарейках.

«Макаров» она забрала вместе с кобурой. В кобуре была запасная обойма – полезная предусмотрительность. Под бушлатом обнаружился жилет, в карманы которого были заткнуты еще два магазина для АКСУ. Теперь в ее распоряжении был целый арсенал. Вот как только везти автомат, было непонятно. Возиться с разборкой малознакомого оружия не хотелось.

Она пошарилась в кладовке и нашла отличную хозяйственную сумку. Автомат туда улегся, как будто она была для того и предназначена. На всякий случай Юля кинула сверху какую-то занавеску. Не забыла она и охотничий нож с ножнами – это была более серьезная вещь, чем кухонные ножи. Забрала у милиционера деньги. Подумав, взяла и удостоверение – оно могло пригодиться.

В целом весь груз составил килограммов двенадцать – и ей при этом нужно было изображать, что ей легко.

Она закрыла дверь дачи, погуляла вокруг, рассыпая еще вчера купленный красный перец. Довела перцовую дорожку до ворот садоводства. Все отпечатки пальцев были стерты заранее. Теперь, если Игорь снова не захочет поехать на дачу, милиционера и машину найдут в лучшем случае весной.

Она не спеша отправилась на остановку. Автобус должен был подойти минут через пятнадцать.

Что такое «линия партии», Юле рассказал Игорь. Это был большой дом в центре города, в форме дуги. Почему его так назвали, Юля не поняла.

В доме было пять подъездов и шесть этажей. Первый этаж был занят двумя большими магазинами. Юля походила вокруг дома, потом попробовала зайти в один из подъездов. Но не тут-то было.

За скромной стеклянной дверью в каморке сидел человек в форме. Дальнейший путь преграждала стальная решетка.

– Ты к кому, девочка? – строго спросил консьерж.

– К Сидоровым, – не растерявшись, ответила она.

– Тут такие не живут.

– Ой, извините, я, наверное, ошиблась, – она повернулась к дверям.

– И вообще в этом доме таких нет, – добавил консьерж, меряя ее подозрительным взглядом. – Нечего тут ходить, девочка. Тут особый дом.

Выждав два дня, она решила разведать обходной путь. «Линия партии» соединялась своим углом с обычным жилым домом – но была на этаж выше него. Попасть в жилой дом было проще простого – что она и сделала в десять часов вечера. Чердак одного из трех подъездов был не заперт. Она прислушалась к тому, что творится за дверями, выходящими на верхнюю площадку, быстро подтянулась и оказалась на чердаке.

Она была одета во все темное – специально купленный спортивный трикотаж, который хранила в съемной квартире. Несмотря на то, что внизу бурлила центральная улица города, на фоне темного неба ее никто не мог увидеть. Правда, через дорогу стояло огромное здание какой-то конторы – но свет в окнах там уже не горел.