– Такой вариант неприемлем. Я сегодня отправляюсь к проконсулу Галлии. Дорого каждое мгновение.

– В таком случае, я тебя не задерживаю, а ответ Цезарю пошлю со своим человеком.

– Это будет очень сложно, – заметил Курион. – Цезарь находится в самом центре восставшей Галлии. Твой посланник, скорее всего, попадет в руки людей Верцингеторига.

– А Гай Курион не может попасть в руки мятежников?

– Могу, но с меньшей степенью вероятности. Цезарь выделил для меня сильную охрану. Но главное – со мной удача Гая Куриона.

– Хорошо, – Сервилия вновь была вынуждена пойти на уступку, – жди меня здесь, если угодно, но не прикасайся к свиткам – некоторые из них очень ценные.

– Сервилия, и ты не угостишь меня обедом перед дорогой, полной опасностей? – еще больше осмелел народный трибун. – Так ты принимаешь посланника Юлия Цезаря!

– Я распоряжусь, чтобы тебя накормили, – после некоторых колебаний смягчилась Сервилия.

– Говорят, твой повар великолепно готовит морских ежей, – наглости Куриона не было предела.

– Отправляйся в триклиний^>6, – Сервилия пропустила мимо ушей последнее желание трибуна, и тут же сурово добавила. – И не смей приближаться к моей дочери, Гай Курион. Иначе рабы тебя так отделают, что надолго пропадет интерес к молоденьким девочкам, а возможно и навсегда.

– Ты очень добра ко мне, Сервилия. А за Юнию можешь не волноваться – она не в моем вкусе, – успокоил хозяйку виллы бесстрашный трибун.

Некоторое время Курион в одиночестве наслаждался творениями поваров Сервилии. Именно творениями, ибо кухня Сервилии считалась одной из лучших в Риме.

Народный трибун действительно был голоден, но он не набросился на пищу с жадностью голодного волка. Гай Курион, как человек жизнерадостный, умел получать удовольствие от всего, а истинное наслаждение не терпело спешки.

Вкусная пища являлась одной из многочисленных слабостей Куриона, и его аппетит не могли испортить такие мелочи, как досадный инцидент с Юнией и недовольство Сервилии.

На жареную утку не самых больших размеров Курион потратил столько времени, сколько у другого человека ушло бы на целого поросенка. Он услаждал все органы чувств процессом поглощения несчастной птицы. Народный трибун долго любовался едва ли не каждым кусочком с золотистой кожицей, вдыхал его аромат и, закрывая глаза от удовольствия, отправлял в рот. Периодически сложный процесс уничтожения птицы прерывался глотком фалернского вина.

Когда Курион разобрался с уткой и принялся за устрицы, в триклиний вошла хозяйка виллы.

– Ах, Сервилия! – воскликнул гость, слегка приподнявшись. – Мне бы твоего повара, и ничего другого в этой жизни не желал бы.

– Кто‑то говорил, что ему нужно спешить к Цезарю, – заметила Сервилия.

– Похоже, это мог быть я, – предположил Курион. – Но с пустым животом далеко не уедешь. А наспех съеденная пища может явиться причиной частых остановок в пути. Греческие врачи советуют тщательно пережевывать вкушаемое.

– Не злоупотребляй моим гостеприимством, Гай Курион. Доедай и уходи, – слова хозяйки прозвучали довольно недружелюбно, но тон голоса стал несколько мягче, чем в библиотеке. Это отметил и Курион.

– Сервилия, ты хочешь сказать, что ответ Цезарю уже готов?

– Да, Гай, тебя ничто не держит в моем доме.

– Твои прелестные черты, о божественнейшая из женщин…

– Лучше скажи: кувшин вина, да устрицы, – прервала разглагольствования повесы неплохо сохранившаяся дважды вдова.

– Сервилия, признайся, что ты пошутила. Я только начал обедать, а ты уже прочла письмо Цезаря и написала ответ.

– Отчего же, – Сервилия протянула свиток, перевязанный розовой ленточкой. – Цезарь всегда немногословен, и я следую его примеру.