В тот памятный своим первенством четверг, незадолго до рассвета, Земля устанавливает аквариум на холме поверх поставленной строго по инструкции на боевой взвод МС-3 точно на том месте, на которое Первый каждый четверг кладет полевые цветы. Для маскировки мины Земля накрывает ее старым плащом, для верности густо испачканным, создавая впечатление ночевки кого-то без определенного места жительства. Все манипуляции Земли, как показало в дальнейшем следствие, остаются незамеченными. Камер в этой части парка не наблюдается. Охрана спит на парадных входах. Что до редких бегунов и собачников, то холм находится в стороне от их обычных маршрутов.

Установив мину, Земля занимает место метрах в двухстах от точки, запасшись на всякий случай одним из многочисленных найденных в схроне Луна монокуляров.

Первый является строго по расписанию в сопровождении водителя-охранника, держащегося по обычаю метрах в десяти позади, обеспечивая хозяину необходимое по случаю одиночество. Первый несет всегдашний букет. Несет с все тем же сомнамбулическим погружением в прошлое. Но лицо его резко, до нервного гневного тика меняется, едва Первый замечает на вершине сооруженную Землей конструкцию. Что конкретно выводит Первого из себя: гуппи, аквариум или плащ – останется тайной, но его реакцию Земля просчитывает верно.

Ускорившись, Первый быстрее обычного достигает вершины холма, стремясь, кажется, во что бы то ни стало убрать аквариум-чужак со святого для него места. Охранник, заподозрив что-то неладное, бросается следом, но поздно. Он получит в итоге лишь «незначительные осколочные ранения и легкую контузию».

Что до Первого, то у него не было шансов – МС-3 срабатывает штатно. Ее сестра по внешнему виду и массе тротила, ПМН, как правило, отрывает ступню, когда и выше. Характер ранений Первого Земле неизвестен. То, что они оказываются несовместимыми с жизнью и «известный предприниматель скончался на месте», она узнает из дневных новостей. Тогда же, зафиксировав факт взрыва, Земля спешно покидает парк, не в силах пока еще смотреть на дело рук своих. Это придет позже. И принесет неожиданное удовольствие. Пока же на выходе из парка ее, как водится, рвет. Киношная банальность, вдруг оказавшаяся правдой. Банальность, которая больше ни разу не повторится.

Я знаю, где ты был. Я видела по…

Как концерт?

Не ходили.

Где видела?

Страшно было?

Да.

Врешь. В новостях.

Твои?

Спят. Это Георгий? Какой степени?

Разбудим? Четвертой.

Ничего. Давно легли.

Котлеты?

Вчерашние. Я думала…

Задержали. Особист.

Тебя?

Политика. Объяснял.

И что теперь?

Котлеты.

Я про войну.

Идет.

Но ведь сказали мир…

Где-то идет. Не бывает, чтобы не шла…

Завтрак с сыном на кухне как ритуал. Всегдашняя еще при Луне яичница. Меняются виды. Земля иногда уговаривала его на пашот. Был не восторге, но съедал все. Земля любит сваренные всмятку с крупной морской солью. Иван предпочитает омлет.

Земля наблюдает, как сын неторопливо крошит омлет вилкой, листает страницы в соцсетях, отламывает ломти хлеба, цепляет вилкой черри в салате, мычит, жуя, что-то не всегда раздельное в ответ на ее редкие вопросы. Обычный подросток. Дети клиентов из той же оперы. Другое дело, что она общается с ними официально и по предмету, а здесь сын. Еще и в отсутствие отца, который для него был богом. Она же хоть и мать, но просто земная женщина. С ней можно пререкаться. Или того хуже – не обращать внимания. До скандалов доходит редко. Ивана, как и Луна тяжело вывести на эмоции. Один темперамент. Торжествующая флегма. Помогает ему в спорте, но в быту напряжение часто витает в воздухе. Мелочи вроде цвета кроссовок и «чтобы к десяти был дома» цепляются одна за другую, превращаясь пару раз в месяц в хлопающие двери, звенящую посуду и напряженное суточное молчание с примирением таким же беззвучным, без положенных где-то и у кого-то извини и прости.