Партийный комитет единогласно проголосовал за исключение Анисимова из партии. Савельев с Халамендиком, видимо, имели неприятный разговор до заседания и гнев Халамендика был направлен больше на Ивана Никандровича, который вскоре был вынужден перейти на другую, не партийную, работу, хотя и с повышением.

Маланин очнулся от воспоминаний и положил членский партийный билет на свой рабочий стол и снова сунул руку в выдвижной ящик. Так, а это что? – диплом об окончании Университета марксизма-ленинизма. Анатолий Григорьевич усмехнулся –вскоре, как стал секретарем комитета комсомола цеха, вызывают его в партком завода к секретарю, отвечающему за идеологический сектор:

– Анатолий, пришла нам разнарядка в Университет марксизма-ленинизма, мы тут посовещались, предложили в райкоме партии твою кандидатуру и это уже одобрено.

Вот так, райком партии одобрил – отказаться уже нельзя. Поняли, что Анатолий –безотказный и «поехали». Запомнилось первое занятие в райкоме партии на третьем этаже. Там специальный зал был: стояли ряды кресел из светлой гнутой фанеры с опускающимися сиденьями как в театре, а перед сидящими – узкий откидывающийся столик. Очень похоже в целом на школьную парту, только все это привинчено к полу и выйти во время занятий из центра ряда практически невозможно. Пригляделся Анатолий Григорьевич к будущим сокурсникам и увидел Аркашу из заводской лаборатории НОТ, поздоровались и сели рядом. Познакомились они на заводе, когда Аркаша приходил в цех создавать паспорта рабочих мест токарей и фрезеровщиков. Директору в Москве на годовом отчете министр сделал замечание, что завод не занимается научной организацией труда, вот после этого и появился приказ об организации лаборатории НОТ. Заведующей поставили бывшую председательшу профкома, а работать взяли Аркашу с кафедры политэкономии местного института народного хозяйства. Разговаривать с Аркашей было интересно, он любую тему развивал, и, как он любил говорить, структурировал.

А занятия в Университете оказались не простыми. Анатолий Григорьевич думал вначале, что там просто «углубят понимание линии партии», но когда началась философия Гегеля: закон единства и борьбы противоположностей, закон перехода количественных изменений в качественные, закон отрицания отрицания, то Анатолий Григорьевич понял, что не разобраться ему в этой науке. Профессор, доктор наук Столяров Вениамин Алексеевич, наверное, часто замечал у слушателей такую растерянность, а у кого-то даже некоторый скепсис в глазах, и как-то раз на лекции о диктатуре пролетариата он вдруг прекратил свое степенное хождение перед первым рядом кресел и обратился к присутствующим.

– И именно пролетариат своей мозолистой рукой усадил вас за эти парты.

Анатолий Григорьевич даже вздрогнул тогда: получается, что он сам себя и усадил сюда? А само великое учение находится в руках, то есть головах, таких «жрецов» как Столяров? Анатолий Григорьевич на перерыве поинтересовался у соседа:

– Аркаша, а ты здесь как оказался?

– Написал заявление в партком с просьбой дать направление на учебу.

– А зачем тебе это надо?

– Толя, я хочу поступать в аспирантуру, мне кандидатский минимум у Столярова сдавать.

– Это что, диссертацию будешь писать?

– У меня уже и тема для диссертации есть, но кафедре дают по социологии только одно место в аспирантуру раз в два года и, хоть не в почёте у нас эта наука, конкурс всё равно большой.

– И что за тема, если не секрет?

– Психология толпы.

Анатолий Григорьевич тогда удивился ещё больше, чем от мозолистой руки пролетариата. Откуда в советском обществе, где есть два класса: рабочие и крестьяне, ну и ещё прослойка – интеллигенция, взялась толпа? Толпа может быть только там, в западном мире. Странная тема. Уж не придумал ли ее себе сам Аркаша?