И естественно, моя бабуля, видавшая виды и ситуации похлеще, вполне резонно «вычислила» – «ДЕЗЕРТИРОВАЛ! Любимый внучок! Не выдержал солдатской муштры!»

Проснувшись утром, я увидел стоящую над кроватью бабулю. В руках у неё был узелок, лицо было решительно и напряжено…

– Вова! Ты должен СДАТЬСЯ!

– Кому? – спросонья не врубился я.

– Ты должен сдаться ВЛАСТЯМ! Я – с тобой! Скажем им, что ты у нас лауреат, что в армии – первый раз, что явился С ПОВИННОЙ!

– А это что? – кивнул я на узелок.

– А это продукты! Тебе – В ТЮРЬМУ!

Я начал ржать, а бабушка никак не могла понять – или я тихо тронулся, или её жизненный опыт стал давать сбои. А поскольку в своё время натерпелась от весёлого сталинско-советского быта, то поверила мне ох как не сразу!

Смех смехом, но сколько потом я ни рассказывал знакомым о том, что умеючи можно из армии приехать в отпуск ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ после призыва, никто не верит до сих пор. А зря!

А ещё был случай. Со мной. В Тбилиси. Но всё – по порядку.

Я давно догадывался, ЧТО ТАКОЕ кавказское гостеприимство, и наконец мне представилась возможность ощутить это на себе.

Лет двадцать назад я, будучи солистом Киевской филармонии, поехал с сольными концертами в тогдашнее ещё советское Закавказье. Первым городом был славный Тбилиси, а следом – Ереван и Баку. В Баку у всех без исключения академических гастролёров, как правило, наблюдался День печати. Поясню. По причине дремучей лени местных филармонических администраторов все запланированные концерты классической музыки заменялись встречей с очаровательным дядей, который отмечал в путёвке тот факт, что «кАнцерт прАшЁл с бА-Альшим успЭхом», ставил тебе печать и говорил:

– Атдыхай, дарагой! С Днём печати тебя!

Но такая лафа наблюдалась исключительно в этом милейшем городе, а в остальных приходилось пахать «по полной». В Тбилиси я отыграл сольник, и следующий день выдался свободным. И тут я совершил крупную ошибку. Я позвонил каким-то знакомым моих киевских, в общем-то, не очень знакомых и передал привет. И всё! Ну, у нас в Киеве, наверно, поблагодарили бы и повесили трубку. У нас, но не в ТБИЛИСИ!

Уже через пятнадцать минут меня нашли. Уже через двадцать две минуты мы были лучшими друзьями, а ещё через полчаса меня вели под белы руки в дом, где стол буквально ломился в честь дорогого киевского гостя. Увидев внушительное количество бутылок, я успел что-то вякнуть о том, что вечером поезд, что завтра концерт в Ереване, что давайте «по чуть-чуть». Тщетно. Меня никто не слушал. Все были озабочены только тем, как лучше принять дорогого гостя с Украины.

А тогда только вышел фильм «Кавказская пленница» и вся страна в упоении повторяла шутки и хохмы «от Гайдая». Это я и успел вспомнить, когда в ответ на робкую просьбу дать мне РЮМОЧКУ, я получил РОГ стакана на три. Поставить на стол его, естественно, было невозможно, и пришлось держать это славное произведение местных кустарей на весу. И это было только начало! Мне наполнили рог лёгким белым вином, и я решил слегка сачкануть, отпивая помаленьку за каждым тостом.

Первый тост был, естественно, за гостя, т.е. меня. Я, понятно, пригубил… И тут же получил риторический вопрос от соседа справа:

– Дарагой! Ты нас уважаишь?

Я кивнул.

– А себья уважаишь? – это был вопрос от соседа слева.

Я снова кивнул.

– А пачыму не пьёшь?

– Да я вот тут понемногу…

– Он нас нэ уважаит!!! – это сказала бабушка-соседка напротив меня.

Я тут же бросился доказывать своё уважение и со всей дури засандалил весь рог в себя.

Минутки две мы закусывали. Затем прозвучал второй тост. За МАМУ хозяина!!! Мой рог был снова – до краёв, а в голове тикало знаменитое никулинское «Кергуду!» с переводом, что, мол, «он тебя зарэжит» (в скобках – «шутка»). Я храбро выдул и эту «чашу», понимая, что это только – очередная. Затем слово взял младший сын той самой Мамы и предложил выпить за детей Мамы, погибших на фронте. «Не выпью – точно будет “Кергуду”», – пронеслось в голове… но «процесс» уже пошёл, и третий трёхстаканник уже бодрее наполнил утробу винцом.