– А это – тебе, Тарик, – кивком указал Аммар на листок.

Нерегиль, сердитый и снулый, кивнул, продолжая кутаться в джуббу. Утренняя зевота раздирала ему рот, и самийа злился, то и дело прикрывая рот ладонью. Аммар про себя подивился: надвигался летний зной, скоро придется надевать накидки самого тонкого хлопка – а ему, поди ж ты, зябко.

Озабоченно покачав головой, халиф поднял с ковра послание, которое нынешний глава рода Умейя оставил для своего повелителя на острие копья, обещавшего войну и мятеж.

Пробежав глазами строчки, Аммар оглядел собравшихся военачальников и сказал:

– Умейяды вынули головы из ошейника покорности, вышли из круга равновесия и поставили ногу в круг смуты.

Люди начали перешептываться и кивать. Что мятеж Бени Умейя есть дело времени, понятно было и хромому ослу. Старший сын убитого нерегилем Умара ибн Имрана зря бы носил черные одежды Умейядов, если б не решился отомстить за гибель отца. Самый могущественный клан халифата отозвал свои войска. Воины Умейядов в кольчугах под фиолетово-золотыми накидками, верхом на чистокровных гнедых конях, злых настолько, что их взнуздывали с намордниками, сейчас уходили на северо-запад, в родовые земли клана. Потомки сына Али отказывались от нового похода в джунгарские степи – и отказывались держать руку эмира верующих.

Аммар меж тем снова кивнул нерегилю:

– Прочти, раз писано тебе.

Тот пожал плечами, скривился и, потянувшись из-за Аммаровой спины, подхватил с ковра мятый листок. Развернув письмо обеими руками, Тарик уперся взглядом в написанное.

В проникавшем через шелковые полотнища шатра утреннем свете – ковры завернули вверх и подхватили шнурами – тонкая бумага просвечивала. Она, видно, была скверной по качеству, да и само послание написали до оскорбительного небрежно: чернила просочились сквозь бумагу, и испод листа, обращенный к собранию военачальников, пятнали отвратительные кляксы. Судя по линиям черных точек на обороте, письмо к Тарику содержало лишь две строчки.

Нерегиль застыл с поднятым высоко, на уровень глаз, листом бумаги. Не все поняли, что происходит нечто необычное: зажатый в пальцах самийа листок мелко задрожал, а Тарик задышал медленно и глубоко. Аммар, знакомый с приступами ярости самийа не понаслышке, тихо приказал:

– Дай сюда.

Не переставая глубоко дышать – вдох-выдох, это он так успокаивался, – Тарик передал своему халифу послание Умейядов.

Оно содержало один стихотворный бейт:

Аммар перевел взгляд на нерегиля. Тот уже почти овладел собой, только губы еще кривила гневная судорога.

– Что предлагаешь делать? – резко, будто хлопнув в ладоши, спросил его Аммар.

Тарик встряхнул головой и сбросил с себя остатки морока ярости:

– Поступать разумно. Решать задачи в порядке поступления. Сначала мы… принудим к миру джунгар. Потом… Умейя.

Последние слова были сказаны, однако, таким голосом, что потом, заслышав в речах Тарика этот стальной звон, люди говорили: «Если птицы летят хвостами вперед – быть урагану».

Из преданий о славных деяниях и хроник:

Погиб Эсен-хан, пошел северный царь войной на улусы его сыновей.

Пронесется по степи война, как пожар! Так сказали все, даже храбрецы из племен ойратов и уруутов.

«Отгоним наш скот подальше к Хангаю! – так решили старейшины. – Высоки гранитные скалы, крепки стволы лиственниц – там и укроемся».

Четверо сыновей осталось после Эсен-хана: хитроумный Араган, Сенгэ-храбрец, а еще Дабачи и Рабдан – любимцы отца, его правая рука и левая рука, верные цепные псы. Кормили их человеческим мясом у порога юрты.