Клава молчала. Внутри вдруг все перевернулось. Не то чтобы так куртку было жалко. Это были другие чувства, хоть и связанные с вещью, которую она купила для себя. Радость вдруг пропала. То настроение, с которым она в вагон в Москве вернулась и с которым ехала домой, исчезло.

– Гоша, так моя же вещь, ты же не спросил, а уже распорядился.

– Короче, Клава, купишь ты себе еще, а эту куртку мне уступи. – Ира взяла ее и стала сворачивать. – Ну?! Договорились?

– Ну, вот что, – устало сказала Клавдия, – оставь вещь. Не продается.

– Все с вами ясно, – Ирка швырнула куртку и надула губы, – я пошла, можете не провожать, – она кинула в сумку палку салями и кофе, коробку конфет, которые Клава привезла ей. – За продукты деньги завтра отдам.

– Ир, погоди, – крикнул Гоша, – я провожу.

Клава так и сидела на кухне, глядя в одну точку.

– Ну и характер у тебя, Клавдия, знал бы, не женился, – начал Георгий, когда проводил сестру. – Зачем ты меня перед сестрой унижаешь, против моего слова идешь? Я пообещал, могла бы и согласиться, а ты уперлась, как… хоть разводись, – заикнулся Георгий, зная, что для Клавдии такой намек будет болезненным.

– Разводись, – равнодушно сказала она, не испугавшись его слов.

Георгий подошел к столу, наклонился к Клавдии, упершись руками в стол. – И разведусь…

– Ну и разводись, – не медля, ответила она.

Спать легли отдельно. В последующие дни почти не разговаривали. Вообще-то Клава пыталась заговорить, но Георгий дулся, уклонялся от ответов, а если какой раз и отвечал, то как будто одолжение делал.

– На развод я подала, Гоша, – Клавдия ошеломила мужа новостью, – ты хотел развестись, вот и разводимся.

Георгий думал, что она ищет пути примирения, а она всерьез решила развестись: «Съехать тебе надо, пока я дома, вещи помогу собрать».

Георгий психовал:

– Поспешное решение, Клавдия, я-то найду себе, а вот ты будешь локти кусать.

– Поспешили, когда решили расписаться, – ответила Клава.

Наконец, собрав все подарки, купленные Клавдией за совместный год жизни, Георгий съехал. Она упала на кровать и зарыдала. До этой минуты стойко держалась, а как только он вышел из квартиры, так сразу истерика началась. Весь вечер проплакала, потому что надежды рухнули, все ее мечты, связанные с Георгием, – все разрушилось в одночасье.

Через неделю Георгий встретил ее в магазине недалеко от дома, сразу было заметно, что ждал. Напыщенность куда-то исчезла, взгляд заискивающий:

– Клава, давай помогу, – он хотел взять сумку из рук.

– Сама донесу, не тяжелая, – она пошла, не останавливаясь.

– Клава, погоди, остановись на минуту, давай поговорим! – крикнул вслед.

– Бегу, бегу, бегу, – шептала она, ускоряя шаг и все больше удаляясь от Георгия. Так до самого подъезда и повторяла: «Бегу, бегу, бегу». Так и убежала в этот раз от мужа, который через несколько дней стал бывшим. Когда, наконец, поймешь, что тебя не любят, то как-то решительнее становишься.

Это была первая поездка после отпуска. В Москве она думала, куда ей поехать. Удивительное дело: в этот раз почти не торопилась. Она старалась не торопиться. В сумке лежали гостинцы дочери и внуку, и сама сумка в этот раз была не тяжелой. Остановилась у киоска с мороженым, купила любимое эскимо и села на скамейку. Вокруг суетился народ, все куда-то спешили, и только Клава чувствовала свободу, зная, что в запасе еще полно времени. Она не помнила, когда последний раз сидела на скамейке с мороженым.

Совсем не хотелось бежать за дефицитом, в этот раз отпустила саму себя просто погулять. И в вагоне стала ходить чуть медленнее, а на больших перегонах смотрела в окно, любуясь золотистыми березами.