Рассчитался с таксистом, поставил Лене тапочки:

– На.

– Замараю, – увидела она белые паруса.

Я хмыкнул:

– Я тебе ещё хотел дезодорантом их побрызгать.

– Зачем? – удивилась она.

– Вот и я так же подумал. А сначала хотел для дезинфекции. В принципе правильная мысль, но что-то… Пойдём.

Выйдя из машины, озадачилась двенадцатиэтажкой:

– Что это?

– Общага.

– Что? – переспросила она.

– Ну что ты остановилась опять, Елена Прекрасная? Может, пойдём? – увещевал я, – хорош уже тормозить.

– Я ничего, темно только, грязь… – она взяла меня под руку, – я же в тапочках. «Парусники» сразу по корму встряли в питерскую лужу. – Спасибо, кстати.

– Да хлюпай уже, – потянул её я, – постираем, побрызгаем… Правда, хоть бы один фонарик повесили… Пошли, вон, по льду лучше, а то ты их утопишь.

Осторожно, по тёмной воде и застывшей грязи мы дошли до ступенек, поднялись.

– Погоди, – насторожился я. – Ну, точно…

Через толстое, оставшееся стекло на входе, у вахты я увидел местную власть.

– Милиция?

– Не, не та, местная – развеял я её опасения, – это Косолапыч с Косоглазовым. Участковый с комендантом. Бухие. Бабушке мозги компостируют… Откуда они взялись? Только что ж выходил.

У Косолапыча в этом общежитии дел – как у гниды в чемодане. Наверное, азиатов новых тормошат. Ко мне у них вопросов быть не может: вчера два дезодоранта «задарил».

– Страшного ничего нет, – успокоил я её, – я их знаю, они меня, можем идти. На «нольпятку» дашь, – они тебя не то, что без туфель, без юбки пропустят. Но нам лишние глаза зачем? Причём глаза у них вострые, и ум пытливый, чрезвычайно, от рода деятельности. Можно нольпяткой и не отделаться, в нашем случае, на мякине их не проведёшь. Пошли через чёрный ход. Лишь бы его не забили опять.

Обошли двенадцатиэтажную башню. Пожарный выход мрачно закрывала разнокалиберная жесть. Забили.

– Стой здесь, я пойду её с той стороны выбивать. Отсюда её корчевать неудобно. Ничего не бойся, пять минут, это нормально, те не услышат.

Проходя мимо пьяных официальных лиц, поздоровался по-восточному:

– Салам алекум.

– Алекум, – подтвердил Косолапыч, – без базара…При этом он благодарно внюхался в свой шарф.

Зажигалку надо было у неё взять.

– Лен, ты за дверью?

– Да.

– Отойди.

Управился привычно. Битая-перебитая дверь, такие же листы жести особо не возражали. Отогнул метра полтора этой набитой конструкции.

– Лезь, только куртку мне не порви.

Уловил её сомнение. Она видимо тоже о многом размышляла.

– Ты знаешь, – услышал я, – я не полезу. Хватит.

Я понимал её опасения, и то, как это всё в её глазах выглядит. И даже мысленно не особо возражал. Пожалел только, что «засветил» общагу.

– Смотри, – сказал я ей, – выйду давай провожу, и поймаю тачку. Подержи листы, а то рубаху ещё и порву, только отстирали.

– Да не стоит, береги рубаху.

Я вроде примеривался как-то пролезть и остановился. Мы разговаривали через вибрирующие на сквозняке листы жести.

– Давай пока тогда, – предложил я

– Пока.

– Сама выйдешь на Суздальский? На деньги.

– Не надо, я местная. Доеду и рассчитаюсь.

– Окей, счастливо – пожелал я, – куртку отдай, тачку быстро поймаешь. И меня быстро не сдавай, пожалуйста.

– Не сдам. – она усмехнулась.

Лена сняла куртку и протянула её мне. Я раздвинул листы максимально, втянул куртку, на всякий спросил:

– Я тебе точно не нужен Лен? Всё пока, я пошёл, не замёрзнешь?

– Кеды-тапочки тебе куда высылать?

– Оставь на память. – предложил я. – Придёт время, вспомнишь былое…

– Да. – Слышалась она напряглась, – вспомню…

– Ну, пока, – пожелал я ей, – чтоб всё у вас там разрулилось…

Потом какая-то не понятная тишина без ответа, шорох, и вопрос мужским, неуверенным голосом: