Открытий чудных. Но зачем?
Кому нужны они в России?
Коль деньги правят миром всем,
А вы богатства не добыли
И не владеете ничем.
Не спорю, варварские нравы.
Культуры нет, зато есть газ,
Есть нефть и прочие у нас
Богатства недр. А вы не правы.
35
Нет, Настя шла другим путем.
Она считала так: «Живем
Всего лишь раз на белом свете.
А тратить юности мгновенья
На труд упорный, Бог свидетель,
Да это ж просто преступленье,
Зачем терять мгновенья эти,
Скажите, что – я враг себе?»
И вот она прошлась по клубам.
Там познакомилась с Анубом[5] —
Арабом знатным при рубле.
36
Всю ночь визжала, словно кошка.
И, только брызнул свет в окошко,
Араб ей сделал предложенье:
Тридцатой стать его женой.
Конечно, за вознагражденье.
Она согласна. Бог ты мой!
Принять награду за терпенье.
Уж он берет ее за руку,
Лепечет что-то на своем.
Что уезжает, мол: «Пойдем!
За мной! Живей! Развеем скуку».
37
К стилисту и в бутик за платьем.
А после, заключив в объятья,
В свой офис, где-то на Тверской.
Показывает компаньонам.
Те смотрят, давятся слюной.
Грязна дорога к миллионам!
И пусть жених не молодой,
Но Настя четко знала цель.
В итоге – золотая Visa.
Араб на год уехал в Гизу,
А Настя следом в Куршавель
38
И понеслась тропой гламура.
Легко хрустящая купюра
Открыла двери в новый мир.
В удел богатых, в наслажденье.
Где места нет для умных лир.
Где есть грехи и нет прощенья.
Где все оплачивал банкир.
Изменчивая добродетель.
Она во времена Платона
Была божественного трона
Обличием, господь свидетель.
39
Благословлен был небесами.
Знак человека, кто богами
С рожденья ею наделен.
Но тяжесть современных истин
Хоронит под песком времен
Великие Сократа мысли,[6]
Как догму вымерших племен.
И вот она со знаком плюс
Определяет наш характер,
И нравственность. Но как абстрактен,
Извилист, непонятен курс.
40
Как шаток нравственный закон.
Что хорошо, что плохо?! Он
Плодами дерева познанья
Ломает первозданный вид.
И обрекая на страданья,
Ребенку папа говорит
От глупости и от незнанья
Стихом советского поэта[7].
Развешивает ярлыки.
А дети-то не дураки.
Берут пример с отца, и это…
41
Тот самый первородный грех![8]
Тот самый бешеный орех,
Который белка ловит тщетно[9].
По вертикальному столбу
Мы лезем вверх, но незаметно
Сползаем вниз. А там, в гробу,
В подземном мраке лёжа где-то,
Вдруг понимаем: нет добра,
Нет зла… О господи! Есть только…
А время кончилось… Насколько
Природа все-таки мудра!
42
Едва все понял, в гроб ложись,
А после заново родись
До той поры, пока познаешь
Сие до смертного одра.
И детям тайну завещаешь,
Что нет ни зла и ни добра.
И это важно! Понимаешь?
Тогда, глядишь, твои потомки
Уж свой не потеряют рай.
Ну а пока, давай, страдай
Крестись у старенькой иконки.
43
Моя звезда – Анастасия!
Я просто автор, не мессия,
Чтобы её мог осуждать.
Я так же заражен грехами,
Имею право лишь создать.
И на страницах, рядом с вами,
Мне так же суждено страдать,
Поклонник моего таланта.
Переживаю за нее.
Она – творение мое.
Так пусть со мной играет в фанты.
44
В конце концов, не так уж плохо
Красива коль, слегка поохав
Со стариком, его «доить».
Купить квартиру на Рублевке,
«Cayenne» за счет его водить[10].
Богач, и он готов плутовке
Позволить даже не любить.
Да, запрещал ей изменять.
Хотя сам тридцать раз женатый!
Но он чудовищно богатый.
И ей, увы, не выбирать.
45
Купаясь в роскоши желанной,
Грустит она и непрестанно
Припоминает отчий дом,
Простое ситцевое платье
И двор, где каждый был знаком,
И первые любви объятья,
И хризантемы под окном.
И ту цветущую весну,
И трепет первых поцелуев,
Ту ночь, когда, запрет минуя,
Она стонала в тишину.
46
Его невинную поспешность.
И дней, минувших безмятежность.
Совсем другой была столица.
Но был другим и прочий мир.