– это особая трасса, а я всё больше могулом17. Ищу где можно новую гору насыпать.

Васенко, хитро поглядывая на хозяина, тихонько крякнул. Миронов услышал и, стукнув себя ладонью по лбу, воскликнул:

– Во, дурак! Понял, наконец! Фотошоп?!

Он подошёл к шкафу, снял с одной из полок коробку. Пошевелив в ней указательным пальцем, вынул гвоздь. Вооружившись молотком, вбил его в сруб прямо под настенным светильником.

– Вот тебе контражур18. Камеру монтируй над светильником.

Миронов повесил фотографию, зажёг свет и, оценив работу, удовлетворённо отметил:

– Класс! Виден как на ладони, – чуть задержав взгляд на фотографии, заметил, – красив, породист чертяка. Мы все по сравнению с ним дворняжки. И ведь неглуп, расторопен. Имеется, правда, один недостаток, но все мы не без греха.

Роман, стоя на табуретке, покряхтывал, прилаживая видеокамеру:

– Какой, такой недостаток?!

Миронов усмехнулся:

– Коста – бабник! Шикарных баб любит. Ни одну не пропустил. На каждой отметился. Любимый Костин анекдот про четырёх евреев, слышал?

– Ну-ка? Ну-ка? – отозвался со скамейки Роман.

– Про Соломона, Христа, Маркса и Фрейда. О том, что они считали главным в жизни? Соломон говорил, главное – это то, что в голове у человека. Христос возражал: нет, ниже! Главное – это то, что у человека в сердце. Карл Маркс не соглашался с обоими и утверждал, что они слишком высоко берут. Главное в человеке расположено в его желудке. Ну а потом пришёл Фрейд и заявил, что истину надо искать ещё ниже, чем это предполагал Маркс.

– Ха-ха! – отреагировал Васенко. – Смешно и неправда. Я лично согласен с Марксом и Христом.

Роман, закончил работу, приблизил лицо к фотографии и сощурившись, вгляделся в неё:

– Так, торопился сюда, не успел рассмотреть. Мой начальник тоже говорит – красавчик! Я ничего в мужской красоте не понимаю. Считаю права моя бывшая супруга: мужик не должен быть красивее обезьяны, с которой он живёт. – Роман повертел фотографию в разные стороны и даже заглянул на оборот, – ну, наверное, хорош… Он высокий?

– Высокий, статный, за весом и модой следит, – Миронов резко встал с дивана, направился к шкафу, – сейчас покажу. В прошлую выборную кампанию я кидал ему на счёт денежку, а он вот это прислал, – Миронов вытащил белый глянцевый рулон, развернул. – Предвыборный плакат! Видал каков?! Бабы и дня не давали рекламке висеть, всюду срывали. Три дополнительных тиража печатали.

– Почему тогда не выбрали? – разглядывая на плакате фигуру Константина Тодуа, обронил Васенко. – Можно, зафиксирую его на телефон. В Комитете бабонькам-следачкам покажу, пусть полюбуются, какие у нас в области павлины водятся.

– Да пожалуйста… – кивнул Сергей. – О выборах так: он сам неожиданно сошёл с дистанции. Что-то было со здоровьем. Сейчас опять избирается.

Роман трижды щёлкнул фотокамерой на телефоне. Сделал это не столько для того, чтобы показать женскому составу Следственного комитета, сколько потому что его, что-то корябнуло. Что именно Роман не мог объяснить. «Потом рассмотрю, – озабоченно, со злостью подумал Роман, – неужели опять зависть?!»

Принесли чай и собеседники уселись в мягкие кресла. Роман спросил:

– Понятно откуда ты знаешь Косту, а Иванников как здесь возник?

– Почему возник? – повёл плечами Миронов, – Сергей ещё мальчишкой часто приезжал сюда с родителями. Они у него отчаянные лыжники. В этих горах первопроходцы. Детей своих привозили сюда, когда меня и моей базы в помине не было. Иванников до сих пор сокрушается, почему в его голову не пришла мысль гору выкупить. – Миронов, задумался вспоминая, неторопливо отхлёбывал из огромной чашки маленькими глоточками пахучий чай, – мне кажется, вы ошибаетесь насчёт Сергея, не мог он…