– Какие отношения связывали вас последние полгода жизни Светланы? – спросил Исайчев и тут же благодарно вспомнил жену, как она учила его распознавать тайные эмоции по едва уловимому запаху.

Михаил глубоко вздохнул и замер, почувствовал сладкий запах пачуль14 напоминающий запах старого видавшего виды сундука восточного торговца. Он проступал сквозь терпкий запах модного мужского одеколона «Burberry London». Исайчев недавно узнал его, флакон подарила Ольга и расшифровала подарок, как запах для уверенного мужчины средних лет, находящегося в постоянном движении. Запах сочетал в себе нотки мускуса и древесной группы, нотки бергамота, лаванды, табака и крапивы.

«Надо поменять одеколон, – подумал Исайчев, – дух пачуль не напрасен, это запах норадреналина15. Гормона ярости, ненависти и вседозволенности. Ольга подтрунивает, говорит, что я превращаюсь в собаку. Только они чуют запах адреналина и прочие недоступные человеку духи. Дослужусь до полковника, буду двортерьером по кличке «Мцыри». Какие, однако, эмоции бушуют внутри Косты. Почему? Ведь вопрос простецкий, несложный. А как его попёрло?! Он же утверждал, что в этот период не жил со Светланой, так во всяком случае написано в следственном «деле».

На лице Константина нарисовалось разочарование:

– Если я скажу, что в этот период не жил дома, вас это не удовлетворит?

Михаил согласно кивнул:

– Меня мало интересует, жили вы или нет. Меня интересуют ваши человеческие взаимоотношения.

– Взаимоотношения? – Тодуа задумался, – они были короткими по времени: раз в неделю, взаимообмен чистого белья на продукты – вот все наши взаимоотношения. Я вернулся из-за границы не совсем здоровым и предпочёл покой своих апартаментов. Питался в ресторане. Здесь недалеко есть местечко с хорошей кухней, стирался дома. Вернее, Светлана стирала мне бельё. Она была затворницей и не любила выходить, продукты и некоторую сумму привозил ей я.

– Она в это время не работала?

– Она никогда не работала, – отчеканил Константин, – я достаточно обеспечивал семью. Моя жена была обеспечена всем необходимым и даже более чем.

Исайчев нехотя открыл папку и не спеша вытащил лист бумаги, протянул его Константину:

– Это справка с места работы вашей жены. Она служила горничной в ведомственной железнодорожной гостинице. Приблизительный период – год до вашего отъезда на лечение.

Тодуа с силой откинулся на спинку дивана, его лицо приобрело красноватый оттенок.

«А вот и запах страха, – подумал Исайчев, – чистый адреналин и гулкое сердцебиение. Прямо из рубашки выскакивает мужик!»

Константин встал, переместился в рабочее кресло, нажал кнопку вызова секретаря. Дверь едва начала отворяться, а Коста уже крикнул:

– Коньяк! – и вопрошающе взглянул на Исайчева.

– Я пас! – ответил Михаил.

Выпив подряд две рюмки коньяку, Тодуа выплеснулся:

– Медуза! Она медуза. Не ухватишь, так между пальцев и вытекала. Получается, я ничего о ней не знал! Думал, что она общается только со своими школьными подружками. А она в социуме шлялась, вероятно, и обо мне разговоры вела… Вы хотели услышать о наших взаимоотношениях правду? – Константин выпил ещё рюмку коньяка, – Не было у нас никаких отношений после рождения последнего сына. Неинтересна она была мне. Разводиться собирался! Мешал статус кандидата в Федеральное собрание. Моё участие в кампании исключало развод. Да! Выборы были важнее. Избирался и, если бы не болезнь избрался наверняка, но… – Тодуа развёл руки в разные стороны, – тогда, видимо, судьба решила вильнуть хвостом. Пробую сейчас.

– Получается?

– Вроде…

Михаил поднялся с дивана, подошёл к окну. Дом, в котором размещался офис Тодуа имел небольшой палисадник. Исайчева поразила чистота и продуманность посадок. Ничего лишнего, не одного нарушающего композицию цветка или травины. В углу зелёного островка росла изумительной красоты и ухоженности липа. Она была здесь королевой! Дерево готовилось к зиме и большую часть листьев сбросило. Но даже в таком скромном одеянии было величавым. «Его здесь любят и холят, – подумал Исайчев, – не каждый человек удостаивается такого внимания… Жена Косты не имела даже десятой его части… – Михаил отвернулся и произнёс: