«Экая прелесть!» – только одно и сидело в голове.

В оконце, прорубленное наверху в стене, упал луч восходящего солнца. Ярослав спохватился, стал наскоро надевать порты, натянул на плечи рубаху. Девичья нежная длань обхватила его, легла на живот.

– Давай ещё полежим, – шепнула Настя.

– После, лада моя. Сейчас мне идти надо. Челядь, бояре. – Ярослав обернулся, крепко расцеловал её и с улыбкой добавил, разведя руками: – Князья – люди несвободные. Всегда на виду, все на них смотрят. Хочешь стать княгиней – пойми это. Часто приходится идти наперекор своим желаниям. Ну, до встречи. Не в последний раз, чай, видимся. Жалимая моя!

– Погоди. Не уходи покуда! Всё одно дороги не отыщешь в лабиринтах наших. Провожу. – Анастасия засмеялась. – Гость дорогой! Заплутаешь в переходах. Да тем и отбрешешься, еже[32] что. Вышел, мол, по нужде, да обратной дороги не сыскал.

– Князю оправдываться не перед кем, – усмехнулся Ярослав, понимая, впрочем, что возлюбленная права.

Не замеченные вроде бы никем, покинули они бабинец[33] и расстались в переходе на лестнице. Ярослав узнал дверь своего покоя.

– Ночью приходи. Или я приду. Челядинца своего отошли куда, – шёпотом предложила на прощанье девица. Лукаво светились её серенькие глазки. – Да, – поспешно добавила она, – и на ловах себя береги. На зверя не лезь. Пущай бояре тешатся.

В сенях[34] послышался шум. Настя тотчас исчезла в переходе, словно растворилась. Будто и не было её вовсе, а был один сон, одна марь какая-то. Виски сдавила лёгкая боль. Ярослав юркнул в свой покой и растолкал старика Стефана.

– Вставать пора! Солнце на дворе, – объявил он, нарочито хмурясь.

…«Хочешь стать княгиней», – так сказал Насте Ярослав. Застучало сердечко девичье, забилось, когда шла Настя по переходу и вспоминала эти слова. Ещё бы, не хотела она быть княгиней! Всюду и всегда жаждала она быть первой, встать мечтала выше прочих, вознестись так, чтоб голова кружилась. Напрасно старая бабка-ворожея остерегала, говорила ей, качая головой:

– Падать, чадо моё, больно с высоты высокой! Не лезь в гору крутую! Беда тамо тя[35] ждёт!

Вечно боялась за неё бабка. Да вот сама не убереглась, в прошлую зиму перебиралась по льду через Ломницу, провалилась в воду и утопла. Оставила после себя она Насте каморку на верхнем жиле[36], на чердаке хором, старую книгу чародейскую в дощатом окладе и кое-какие знания ведовские.

Разумела Настя толк в травах, собирала их на лужайках и в лесу, каждую травку в строго означенное время: одну – на закате, другую – на рассвете, третью – в полдень.

После из сухих сборов готовила дочь Чагра разноличные зелья. Никого не лечила, никого не травила, никому доднесь[37] в питьё ничего не подливала. Просто по нраву была сия знахарская наука. Когда же заметила Настасья внимание к себе князя, решила тайное знанье своё применить. Незаметно подсыпала старому Стефану в чару сонной травы, Ярославу же добавила в вино немного приворотного зелья. И, кажется, возымело и то, и другое действие. Вот так и обратилась прежняя нелепая забава в важное для юной боярышни дело.

Идя по переходу и вспоминая Ярославовы ласки, Настя довольно хихикала, прикрывая ладонью рот.

– Мой будешь, княже! Никуда не денешься! Всё от тебя получу! – беззвучно шептали уста.

Молодость, красота, неуёмная энергия били из дочери Чагра могучей струёй. Она клялась самой себе, что ни за что не остановится, покуда не взберётся на самую крутую вершину. А дальше? Да пусть и вниз, пусть – падение! Пусть – вдребезги! Она рискнула раз, рискнёт снова. И будь, что будет! Лучше один день провести на высоте, в короне золотой на голове, чем век вековать в безвестности и ходить в убрусе