«Какая унылая, безрадостная картина», – думал Нейтан, неспеша раскуривая трубку.

Но вдруг что-то изменилось. Поначалу совсем незримо, но эти изменения в окружающем мире быстро набирали силу и очень скоро стали уже заметны каждому. Это был снег. Пошел первый снег. Маленькие белые мушки закружились в воздухе, гонимые беспощадным ветром. Пока еще совсем робкий, тающий, едва касаясь земли, этот снег был предвестником скорого окончания осени и начала зимы.

«Скорее бы она наступила», – подумал Нейтан, втягивая в легкие теплый табачный дым. Зима лучше осени. Зима покроет всё своим белым покрывалом, спрячет под ним наготу земли и леса, даст миру отдохнуть, выспаться, чтобы однажды, спустя много дней, проснуться и зацвести новыми красками.

«Может быть, и мне удастся отдохнуть? – подумал Нейтан, выпуская в воздух клубы белесого дыма. – О, Властитель, как же я устал!».

Я закончил чтение и захлопнул книгу. Завершающие строки моего последнего романа, начатого еще при Тессе и законченного примерно через полгода после ее смерти. И с тех пор я не написал ни строчки. Ни одной чертовой строчки! Я пытался, действительно пытался начать новую книгу, но просто не мог ничего из себя выжать. Внутри меня словно что-то сломалось. Тот механизм, что позволял мне в былые времени проводить бессонные ночи за печатной машинкой, заряжаясь крепким хентийским чаем или терпким красным вином, от заката и до восхода солнца воображать и выплескивать на бумагу фантастический мир моих грез, вдруг перестал работать. И в какой-то момент, гексала два или три назад, я прекратил эти попытки. Я просто остановился, не уверенный, что когда-нибудь сдвинусь с этой мертвой точки снова. Я замер, потому что сил на дальнейшее движение просто не было, и стал ждать. Чего ждать? Хотел бы я знать.

– Спасибо большое, Клиффорд – улыбнулась мне пожилая женщина, облаченная в серо-зеленое платье, искусно подчеркивающее всю стройность её фигуры, которой могли бы позавидовать многие юные барышни.

Её слова словно вырвали меня из транса, и я услышал аплодисменты. Несколько десятков людей, расположившихся на деревянных скамьях, установленных посреди книжной лавки, смотрели на меня и неистово хлопали, а кто-то даже встал с места, подчеркивая тем свое уважение. Я заметил, как несколько растроганных дам смахнули слезы с глаз своими белыми платочками. Весьма благодарная публика. Вот только я ей был совсем не благодарен. Знали бы они, в каком алкогольном бреду я писал эти строки, как тяжело мне давалось каждое предложение, как больно мне было в тот момент и как же сильно мне хотелось все бросить, сжечь эту чертову рукопись, а затем и весь дом вместе с собой. Ненавижу эту книгу. Ненавижу публику, которая нашла в этих уродливых и преисполненных боли словах что-то прекрасное. А таких было, по всей видимости, немало, ведь книга имела ошеломительный успех, уступив в продажах лишь моему второму роману из серии о приключениях частного детектива, авантюриста и охотника за древностями – Нейтана Боунза.

– Напоминаю вам, – произнесла миссис Каранкет, обернувшись к залу. – Господин Клиффорд Марбэт сейчас зачитал нам последнюю главу из своего романа «Право на жизнь». Прекрасная книга. Я лично прочла ее трижды. Такой глубокий и искренний роман.

Я стерпел эти похвалы с покорной и благодарной улыбкой, которую давно уже разучил и демонстрировал на всех подобных мероприятиях.

– Итак, господа и дамы, если у вас есть вопросы к мистеру Марбэту, вы можете задать их прямо сейчас.

Миссис Каранкет снова села в свое кресло, с краю от импровизированной кафедры, на которой стоял я.