Аня поморщилась, но, как показалось, не от холода.

– Ты так по моему внешнему виду, решил, да? Думаешь, я из этих чертовых блогеров, которым хочется сделать сенсацию на смерти молодых ребят? Я, между прочим, здесь для серьезных исследовательских работ.

– Ты преподаватель из того же УфУ, – задумчиво протянул Матвей, – слишком молода для кафедры, поэтому скорее очень одаренный аспирант, которой довели подтягивать группу отстающих. Скорее всего, ты химик. Обычная практика для Уральского финансового университета. Вероятно, среди твоих подопечных были и пропавшие, учитывая ту вспышку ненависти в глазах, когда я незаслуженно причислил тебя к безнравственной интернет-братии.

Аня округлила глаза.

– Как ты узнал? – удивленно спросила она, – ты из Екатеринбурга? Знаешь меня откуда-то?

Матвей довольно улыбнулся и глубоко набрал воздух, явно ожидая этот вопрос.

– Из Питера. Нет, просто удачно предположил. У тебя из рюкзака торчит уголок полевой лаборатория с реагентами для быстрых химанализов. Достаточно дорогая и редкая вещь, ее практически невозможно найти в рознице, но вполне можно получить в рамках гос.заказа для кафедры университета. Какого? Конечно, Екатеринбургский УфУ. Твоя татуировка с логотипом университета на бедре, чуть выше колена, как раз об этом рассказала. Временная, но очень качественная, вероятно продержится еще полгода. А судя по блеклому цвету, поставили ее те же шесть месяцев назад, вероятно, как раз на встрече выпускников, который проходил в закрытом клубе. «Адмирал», кажется? Ну и шуму вы тогда устроили, машину, кажется, сожгли, вся новостная лента была про вас. Обычно такие тату ставят на предплечье, но, как я и говорил, вечеринка пошла более интересным путем.

Аня зарделась, быстро одернула шорты и спрятала ноги под пиджак. Удивительно, но ей это удалось.

– А ты у нас глазастый, а, аналитик! На свои колени смотри, извращенец.

Она прервалась, чтобы отдышаться, в этот раз уже точно от возмущения. Матвей смущенно кивнул и отвернулся.

– Да, прости, я это часто слышу. Не могу сдержать себя, просто так хочется, ну знаешь.

– Поумничать? – язвительно спросила она.

– Ну. В общем-то, да. Тщеславие – мой порок.

– Отсутствие базовых манер – твой порок, хамло. Пока ни ты, ни твой друг не убедили меня в моей безопасности.

– Что, угроза сексуального рабства, по-прежнему, остается реальной в твоем воображении? – улыбнулся Матвей.

– Более чем.

Аня насупилась и с разгорающимся подозрением посмотрела на Авхади.

– А если серьезно. Ты ведь ничего не знаешь про него, да? Сколько вы знакомы? Час, два? Так легко доверяешь ему свою жизнь. Или ты его тоже проанализировал своим извращенным методом?

Матвей улыбнулся и снова глубоко вздохнул, чем вызвал тихий стон негодования у Ани.

– Авхади любит рыбалку, – сказал он после недолгого раздумья, – это мы можем понять по характерному запаху в багажнике и засохшей чешуе. У него трое детей и жена, фото которых выглядывает из-под водительского козырька. Он либо работает в издательстве, либо сам писатель, об этом нам говорят исписанные листки бумаги, любезно раскиданные по днищу его сумки. Проза, как я успел заметить, история про садовника, написанная весьма недурным слогом. Так, погоди, история про глухого садовника, как я сейчас сумел прочитать, вероятно, наш немой друг все же является, автором. Авхади религиозен, причём истинно верующий буддист, что, конечно, очень нетипично для этого региона. Статуэтка Будды на приборной панели покрыта качественной позолотой и регулярно чистится, судя по яркому блеску. Это стоит хороших денег, а значит он сделал дорогую покупку из любви к буддизму, а не как дань моде. Безусловный плюс к миролюбивости Авхади, как считаешь? Не особенно тянет на портрет торговца людьми. И, в конце концов, вести пленников в рабство удобнее связанными, а не отдав единственный теплый предмет своего гардероба, на котором ты с комфортом теперь восседаешь. К слову, если ты не заметила, он каждый раз замедляет ход перед особо глубокими кочками, чтобы нас не сильно трясло.