После ужина хозяин занялся чисткой кожаного седла – склонился над ним своей черноволосой головой, не обращая на Али ни малейшего внимания. Она перевела взгляд на Жожана. Его светловолосая голова также склонилась, но он занимался более важным делом – писал письмо матери; Жожан сам ей об этом сказал.

А вот Хандрей никогда не писал писем, только делал записи в своей книжке. Али поинтересовалась, почему он не писал родным – как Жожан.

– Слуга не должен задавать таких вопросов, ясно? – последовал резкий ответ.

Али молча кивнула и снова посмотрела на Жожана. Она знала об этом человеке почти все. У него были мать, отец и еще – три сестры, по которым он очень скучал. Вся его семья жила в небольшой деревушке во Франции. Он также рассказал, что его отец – фермер. Они были не такие важные господа, как Хандрей, но жили в достатке. И было совершенно ясно, что их семья – очень счастливая. Семейное счастье, радость и благополучие – казалось, все это отражалось на лице Жожана и читалось в его глазах.

А вот Хандрей – совсем другое дело. Возможно, у него, как и у нее, не было семьи. Ведь он ни словом не обмолвился о своих родственниках…

Тут Али вдруг сообразила, что он ни разу не спросил о ее семье. Вряд ли она сказала бы правду, но все же было обидно, что он этим не поинтересовался. Впрочем, она, кажется, сказала, что они умерли от чумы, и ему этого было достаточно… Хандрей, судя по всему, не интересовался ничем, кроме своих развалин.

– Али, что с тобой такое? – Он вдруг поднял голову и пристально посмотрел на нее – возможно, почувствовал на себе ее взгляд. – Живот разболелся? Или просто настроение плохое?

Али еще больше помрачнела.

– Вы почему-то очень злой, – пробормотала она. – Я приготовил замечательный ужин, а вы со мной совсем не разговариваете…

Андре взглянул на нее с любопытством, потом проговорил:

– Готовить замечательные ужины – твоя работа, Али. Но скажи, с каких это пор свирепые взгляды стали частью твоего репертуара? Я чем-нибудь тебя обидел? Может, сказал что-нибудь не то?

– Нет-нет, – ответила Али, потупившись.

– Тогда изволь держать при себе свое дурное настроение. С тобой обращаются прекрасно, и тебе, моему слуге, не на что жаловаться.

Хандрей был прав. Она – всего лишь слуга, ей следовало быть терпеливой. Более того, следовало порадоваться, что хозяин не ударил ее.

– Простите, я не хотел вас обидеть, – пролепетала Али.

Андре тихо вздохнул и так же тихо ответил:

– Извинение принято, Али. Думаю, тебе могло показаться, что я пренебрегаю тобою. Уже целую неделю я не рассказывал тебе никаких историй. Твое настроение улучшится, если расскажу тебе сейчас что-нибудь?

Али утвердительно кивнула, хотя думала совсем о другом.

– Что же именно тебе рассказать? – Андре закинул седло на предназначенную для него подставку.

Али тотчас подала ему мыло и принесла лохань с водой. Немного подумав, ответила:

– Наверное – историю про Ксанфос. – С таким настроением, какое у нее сейчас, ей нужно было послушать что-нибудь трагическое.

– Как, опять? – спросил Андре, вытирая руки полотенцем.

Джозеф-Жан поднял голову и проговорил:

– Похоже, наш Али испытывает тягу к кровавым драмам. Сколько уже раз ты ее слышал? Пять? Десять?

– Истории становятся только интереснее, когда их повторяют много раз, – довольно резко заявила Али, но тут же пожалела о своей несдержанности – Джозеф-Жан уставился на нее в изумлении. – В них появляется все больше подробностей, – поспешно добавила она, как бы извиняясь.

– Ну, наверное… – кивнул Джозеф-Жан, по-прежнему глядя на Али с удивлением.

Андре же отодвинулся от стола и с усмешкой сказал: