Снова завернувшись в свои самурайские причиндалы, я покинул полюбившуюся мне комнатку.

– Пока ты там наслаждался, тут по телевизору показывали прикольную рекламу, – сказала жена. – Они предупреждают, что надо быть аккуратней с японской едой. В Токио приезжает иностранка, встречается со своей японской подругой. Идут в ресторан. Иностранка наворачивает японские блюда одно за другим. Потом они расстаются, а через некоторое время у иностранки крутит живот, и она бегает в поисках туалета. Если бы ты видел её мимику при этом! Она и приседала, и в судорогах крючилась. Умора! Потом она обращается к прохожим, а те её не понимают. Тогда она бежит к полицейскому, и тот провожает её к туалету.

– Смешно. А как полицейские здесь всё понимают, мы уже видели.

– Ладно, давай спать ложиться! – сказала жена и выключила телевизор. – Когда нам завтра вставать?

– В девять нас будет ждать муж в холле на экскурсию по городу.

– Тогда надо поставить будильник!

– Так у нас же его нет. Позвонить, заказать wake-up на утро, чтобы разбудили?

– Здесь всё есть, – показала жена на панель управления на спинке кровати.

– М-м, нормалёк! Если тюнинг кровати такой же, как у унитаза, представляю, что она вытворяет.

Но возможности кровати были скромнее. Тюнинг был, в смысле радио и будильника. Всё равно – очень современно!

– Слушай, как ты думаешь? – развалился я в кресле. – Допустим, чтобы лучше понять корни японцев, нужно, скажем, прочитать Кодекс самурая. А чтобы нас, русских, лучше понять, что надо прочитать иностранцу?

– Уголовный кодекс. Тогда точно всё поймут, «…открываю на любой странице и не могу, читаю до конца».

Я рассмеялся.

– Юморная ты, всё-таки, тётя! Ты же говорила, что не любишь Высоцкого?

– «…читаю Кодекс уголовный наш…» – в ответ из-под одеяла прохрипела под Высоцкого жена. – Достоевского, Толстого, Пушкина пусть читают. У них всё про нас сказано.

– Весь мир их и читает. Куросава даже здесь на Хоккайдо своего «Идиота» снял… Что ж получается? Альтернатива их Кодексу самурая – наш Уголовный кодекс?

– Что ты так на этих самураях замкнулся? Они же не все самураями были.

– Точно! Я как-то забыл о купцах, пахарях и селянках… «Селянка! Хочешь большой, но чистой любви?»

– «Кто ж её не хочет?»

– «Тогда приходи на сеновал как стемнеет! Придёшь?» О! Может быть, сказки нас характеризуют? Какие мы знаем русские народные сказки?

– Колобок, Гуси-лебеди, Морозко…

– Пузырь, соломинка и лапоть…

– Сестрица Алёнушка и братец Иванушка, Теремок, Про репку…

– Каша из топора, По щучьему веленью… Кстати, о чём там?

– Я недавно её Полинке читала. Про Емелю, который на печи лежал… О мечте лодыря! Что б лежать на печи, а всё само делалось…

– Вот это точно нас характеризует! Наш Илья Муромец тридцать три года на печи лежал, а потом взял меч и такого понатворил!..

– У нас что ни сказка – кто дурак-дураком или бездельник, тот потом все блага получает.

– У нас пропаганда лени и паразитизма издавна, – рассмеялся я.

– Всё! Спать! Завтра нам экскурсовод будет сказки рассказывать, – зевнула жена. – Про японцев.

Я встал с кресла и… покачнулся. Что такое? Пол опять подо мной слегка заходил. Заскрипели стены.

– Слышишь?

– Слышу. Что это такое? – приподнялась с постели жена.

Стены слегка поскрипывали. Ощущение покачивания повторилось.

– Землетрясение! – холодок пробежал у меня по спине.

– О, Господи! – вскочила с кровати жена, – Что же теперь делать?

Мы стояли, как вкопанные, посередине номера отеля на двадцатом этаже и прислушивались. Скрип железобетонных стен и покачивание пола продолжались. Я посмотрел на стаканы на журнальном столике. Они не дребезжали.