Рассказывая это, Карлис не стоял на месте. Помыл алюминиевые тарелки и ложки в ведре с водой, положив их потом на деревянный стол. Открыв железную дверцу еле горящей печки, добавил туда несколько свежеколотых дров, лежавших прямо на полу, и, закрыв печку, поставил видавший виды закопчённый чайник на огонь. Обернувшись к Александру, он проверил, не уснул ли тот, и, убедившись в его жадном внимании, сел на грубо сколоченный деревянный стул и продолжил свой рассказ:

– Не знаю, куда ты ехал на машине в моём лесу, но подорвался на моей leichte Panzermine (нем.) лёгкой противотанковой мине. Мой маленький 4-килограммовый подарок, прикопанный в колее, разорвал в клочья твой двухдверный трофейный Opel Olympia. Тебе повезло, твоему водителю – нет. Я думаю, что тебя взрывом выбросило из машины через брезентовую крышу. Будь у «Опеля» цельнометаллическая крыша, наверняка мы бы с тобой сегодня не разговаривали. Водителя твоего, точнее, то, что от него осталось, я похоронил в лесу, а тебя перенёс к себе в избу.

На месте взрыва также собрал твои вещи в чемодан и нашёл обгоревший портфель с документами. Всё это я позже принёс сюда. Насчёт портфеля не переживай, не интересует он меня, разве что в любознательных целях!

Последнюю фразу Карлис произнёс, видя, как напрягся Александр после его слов о портфеле. Потом он продолжил уже без пауз:

– До ближайшего жилого хутора – несколько километров. Я иногда хожу туда. Старики, живущие там, вполне доброжелательно относятся ко мне, помогают в чём могут. Сын их погиб на восточном фронте, поэтому они не слишком рады советской власти и предупреждают меня о местных событиях и облавах против латышских партизан в этих краях. Иногда у них меняю шнапс на хлеб, козье молоко и картошку. В общем, тут пока довольно безопасно, и думаю, нас не потревожит никто ещё довольно долго. Но война закончилась, и, похоже, советская власть вернулась надолго, поэтому надо самому позаботиться о своей дальнейшей судьбе, никто не поможет. От ваших мне снисхождения ждать бессмысленно, точно лоб зелёнкой помажут. Здесь тоже очень долго скрываться не позволят – рано или поздно ваши и сюда пожалуют. Был у меня один продуманный, но очень рискованный план, поэтому и шёл специально в эти края. Но теперь у меня есть ты, и это обнадёживает. Стоит поразмыслить, как быть друг другу полезными в этой ситуации. Повторю, война закончилась и не стоит нам теперь вспоминать, как мы смотрели друг на друга через глазки прицелов. Жизнь продолжается, новая жизнь! Я тебя выхожу, поставлю на ноги, но и от тебя жду не благодарности, нет, а возврата долга – простого человеческого долга, извини за патетику. Согласись со мной, если бы я тебя не подобрал в лесу, ты кровью бы истёк и местным хищникам на корм бы пошёл.

– Ну, положим, ранение моё твоих рук дело. Не заминируй ты дорогу, не пришлось бы за мной ухаживать.

Александр сказал это спокойно, не желая спорить с хозяином избы. Не в том он был ещё состоянии, чтобы спорить, осознавая свою беспомощность и временную зависимость от врага. А вот то, что говорящий был ему врагом и, несмотря на свой миролюбивый тон, врагом лютым и безжалостным, Александр осознавал чётко. Понимал он, конечно, что его жизнь в теперешнем и безоружном положении зависит от хозяина избы. Прекрасно понимал, если Карлис захочет покончить с ним, большого труда это ему не составит. Поэтому, чтобы несколько сгладить обстановку, Александр спросил:

– Как долго думаешь меня тут держать?

Его вопрос как будто бы обрадовал Карлиса. Хотя никакого согласия от Александра он не получил, но продолжению разговора был явно доволен и продолжил своим слегка хрипловатым голосом: