Ярина наспех затянула жгут и поплелась проверять травы, чтобы остановить кровь и смазать ушибы. Запасы у предыдущей хозяйки избы оказались престранными. С большей частью сборов, лежавших в сенях, можно было попрощаться: что пожухло, что размякло, что изначально было неправильно приготовлено. Но Ярине хватило и малого: сушеный спорыш и ивовая кора помогут, а с остальным можно разобраться позже. Сейчас ей Ярине не было дела до запасов молочая, переступня или болиголова. Лежали год, подождут еще немного.

Домовой как раз выбирался из подпола, когда Ярина закончила разбирать травы. Обычно ухоженная борода топорщилась, рубаха и штаны были покрыты паутиной, а взгляд суетливо бегал из стороны в сторону.

– Что там, дедушка? – вяло спросила Ярина.

– Ничего, девонька. – Домовой брезгливо стряхнул пыль и побежал за печку, чиститься. – Потом разберемся.

В другое время Ярина непременно сунула бы нос в подпол, но пришлось сосредоточиться на приготовлении снадобий.

– А готовых у твоей хозяйки не осталось? – Ивовая кора совсем рассохлась. Можно было бы сходить к реке, нащипать свежей, да откуда сил на это взять?

– Поглядим!

Торопий, уже чистый, как из бани, затопал в горницу, долго гремел там чем-то и наконец, пыхтя от натуги, выволок целый поднос с пузатыми пузырьками. Настойки и зелья поражали: искристо-золотые, туманно-серые, мутновато-бордовые, некоторые и вовсе поблескивали в солнечных лучах, но вот беда, никаких надписей. Ярина отколупала пробку с самого безобидного на вид – в нежно-сиреневой воде со дна поднимались пузырьки. В нос тут же ударил запах гнилого болота, тошнота подкатила к горлу.

– Не пойдет это, дедушка. – Ярина со вздохом вернула зелье на место.

Что бы ни скрывали в себе снадобья, от них разило колдовством, аж зубы сводило.

– Не разбираешься? – расстроился домовой.

– Знаю, что сила в них, а определить не могу.

Сестрица бы справилась: силы Нежке было не занимать, куда там матушке, промышлявшей наговорами и знахарством. Даже отец гордился. А ведь он обычно колдунов недолюбливал, предпочитал добрую сталь.

Как же: настоящая чародейка в семье! Пусть и неученая. Самой Ярине достались какие-то крупицы дара. Сказать стыдно.

***

Два дня она провела на печи, укрытая всеми найденными в доме одеялами. Но все равно зуб на зуб не попадал – озноб ломал кости, ввинчивался в виски. Мазь из спорыша помогла – синяки сходили, а вот порошок ивовой коры действовал плохо. Открывала глаза Ярина только для того, чтобы в полудреме выползти на двор или съесть похлебку, приготовленную домовым.

– Ничего, – басил дедок. Он частенько забирался на печь и прикладывал к ране тряпицу, смоченную в крапивном настое. Где найти его умудрился? – Ты девка молодая, здоровая. Выкарабкаешься. Это ж разве рана? Так, царапина. Вот жил я как-то у вояки одного в хоромах…

Под это бормотание Ярина забывалась тяжелым сном и просыпалась, чтобы выпростать руку из-под душного вороха одеял и нашарить кружку с ягодным взваром, унимающим жажду.

Очередной переполох случился на третью ночь: низкий протяжный вой сплетался с истошными воплями, рождая такую мешанину звуков, что Ярину подбросило на печи.

– Дедушка?

Вой перерос в визг, словно одновременно сотню поросят резали. Она неуклюже сползла с печки и лишь теперь поняла, что комнату освещают не свечи или волшебный светильник: из окон, раздирая ночную темень, льется ледяное белое сияние.

– Куды ты встала, егоза? Полезай обратно. Без тебя разобрались. – Домовой обнаружился у оконца. Ни режущий глаза свет, ни звуки, от которых дребезжали миски на полках, его не волновали. Задумчиво жуя пирожок, он наблюдал за чем-то, но Ярину к окну не подпустил. – Ложись, говорю!