– Симпатичный паренек в форме «Лилибадс флорист». Из штанов задница торчит – есть на что посмотреть!

Не удивлюсь, если моя соседка любовалась этим загорелым задом вчера или месяц назад. Само время для мисс Эффи – скучноватая, лениво текущая река.

Я хлопаю ее по плечу. Скоро мне забирать Чарли с тренировки по волейболу, а после спорта она наверняка захочет перекусить чего-то посущественней, чем банановый хлеб с булгуром.

– Так что вы хотели обсудить? Рассказывайте.

– У нас завелся воришка. Таскает совки.

Тут я замечаю в руках Эффи совок.

– Похититель совков?..

– Я только что купила этот в «Уолмарте». Два доллара девяносто девять центов плюс налог. Совки начали пропадать полгода назад. Стоит мне купить новый – он исчезает. Не могу же я без конца их покупать! А ты знаешь, где сейчас твой совок? Хочу провести опрос среди соседей.

– Э-э… – Мне не слишком хочется отвечать на этот вопрос. – Вроде бы за домом. Я там недавно… пропалывала. – Мой совок воткнут в землю, как пометка для гробовщиков.

– Предупреждаю: с тем же успехом ты могла оставить на заднем дворе новенькую стодолларовую купюру.

– Я буду внимательней. А где вы вообще храните… совки? – осторожно спрашиваю я, зная, что порядок и хранение для Эффи – больная тема.

Вещи в ее доме имеют свойство перемещаться как по волшебству: номер «Сайентифик американ», посвященный генной инженерии, оказывается в морозилке, запасной ключ от дома – приклеенным к донышку масленки, а бутылка водки «Столичная» – под раковиной вместе с ржавой банкой «Ко́мета», произведенного в 1972 году.

– Ладно, пойду дальше перебирать семена. Медведки в прошлом году почти все пожрали. Хочу выставить им блюдце с пивом. Может, это и чушь на постном масле, но все же помирать куда приятней в пиве, чем под моим сапогом. Я была б не прочь упиться до смерти, когда придет мой час.

Я смеюсь и обнимаю ее на прощанье.

– Спасибо, что делаете мою жизнь… нормальной.

– Милочка, да я же вся потная! – Она слабо обнимает меня в ответ. – Остальные думают, что я с прибабахом.

Под «остальными» она обычно разумеет свою дочь.

– А я как будто без! Разве будет нормальный человек строить лестницы для пердящих актеров?

Разве у нормального человека замирает сердце, когда солнце заходит за тучу – от страха, что возвращается слепота? Или когда открываешь банку с арахисовым маслом. Или когда кто-то на детской площадке кричит: «Сюзан!»

Эффи замирает у самой двери.

– Можешь через полчасика прислать ко мне Чарли? Нам с подругой из истерического сообщества надо кое-что перетаскать. Из исторического, конечно. Хотя она и впрямь немного истерична. Дамочки нынче такие… по каждой психиатр плачет.

– Точно. – Широко улыбаюсь. – Я скажу Чарли.

С крыльца я наблюдаю, как Эффи бредет по толстому золотисто-коричневому ковру нашего газона из бермудской травы и ныряет в свой заросший сад: только голубая шляпа, словно лазурная птица, подпрыгивает над кустиками пеннисетума.

Шестьдесят один год Эффи живет в этом нарядном желтом домике по соседству с нами, построенном в стиле королевы Анны. Как и наше бунгало в стиле движения «Искусств и ремесел», он расположен в самом центре знаменитого исторического района Форт-Уэрта, который называется Фэйрмаунт. Эффи уже не помнит, сколько раз перекрашивала резные карнизы и гонт на стенах, но события своей жизни запоминает исключительно по цвету дома: «Это случилось, когда дом был сиреневым» или: «… когда дом был в ужасном коричневом периоде». Она по сей день выводит из гаража свой «Кадиллак», похожий на корабль, чтобы отправиться на ежемесячную встречу исторического сообщества, и обожает пичкать Чарли историческими фактами о нашей округе. Когда-то по району ходил трамвай, поэтому наша улица шире, чем большинство улиц Форт-Уэрта. На вершине Хемпхилла раньше стоял фантастический особняк с настоящей мельницей на крыше, но в один прекрасный день он таинственным образом сгорел дотла.