– Об этом и была лекция?

Почему-то это одновременно радовало меня и тревожило.

– Ага. Меня заинтересовало название, и я решила перед лекцией заглянуть в библиотеку. Когда я добралась до аудитории, твой врач уже разглагольствовал о фуге и ее связи с диссоциативной амнезией.

Жить в голове Лидии было бы очень непросто. Мне всегда казалось, что там царит ослепительный свет и хаос – как будто звезда взорвалась. Полушария ее мозга непрерывно воевали между собой. Потому что блестящая, умная, уравновешенная Лидия была одержима историями про убийства знаменитостей. Просто как наркоманка. Суд по делу Симпсона был ее ЛСД. От любой ерундовой подробности она ловила кайф. Вот, например, вчера она полвечера хихикала над тем, как после погони Оу Джей Симпсон попросил у копов апельсиновый сок. А потом десять минут сетовала, что присяжные вообще ни бум-бум в концепции полиморфизма длин рестрикционных фрагментов.

– Так что с ней было-то?

Я пытаюсь вернуть Лидию к теме. С одной стороны, мне действительно любопытно, а с другой – хочется скорей выяснить, каков мой доктор в жизни. Сволочь-манипулятор или?..

– Ее обнаружили в спа-отеле, где она зарегистрировалась под чужим именем. Пропавшая утверждала, что не узнает себя на фотографиях в газете. Некоторые врачи считали, что она находится в психогенном трансе и склонна к суициду. Такое состояние называют фугой, диссоциативным расстройством памяти. Отсюда и название лекции.

– Лучше уж представлять ее милой старушкой, пишущей уютные детективы у камина.

– Ага. Это примерно как узнать, что Эдна Сент-Винсент Миллей спала со всеми подряд и была морфинисткой. Эдны, Агаты – такие имена обязывают.

Я рассмеялась – почти как раньше – и тут же представила, как мой смех просачивается сквозь дверь спальни и разглаживает одну из морщинок на папином лице.

– Автор популярных детективов узнает об измене мужа и пропадает без вести. Похоже на рекламный трюк.

– Некоторые и про тебя так думают, – парировала подруга.

Такие оговорочки для нее редкость, но удар пришелся точно по больному месту: в правом боку резко кольнуло.

– Прости, Тесси, случайно вырвалось. А в твоего профессора грех не влюбиться. Такой ум. Он не притворяется, действительно очень умный. – Она немного помолчала. – Мне он понравился. Ему вроде можно доверять. Как считаешь?

Опять камень в мой огород.

Пятнадцать часов спустя я в полной мере испытываю на себе последствия этого поворота событий. Неужели моя преданная, объективная подруга все-таки решила проверить моего врача – неужели она настолько безумна, что подняла руку и задала вопрос? Он ее узнал. Я должна была это предугадать.

Врач только что извинился и вышел за дверь. Чем дольше его нет, тем мрачнее становится в кабинете. Можно подумать, слепые этого не чувствуют – еще как чувствуют! Кондиционер работает, я его слышу, но дышать становится все труднее. Я подтянула коленки и обхватила их руками. На языке привкус тухлой трески. Начинаю бояться, что здесь меня никто не найдет, не спасет… что я задохнусь.

Неужели это очередное испытание, доктор?

Когда терпеть уже больше нет сил, он входит в кабинет. Стул слегка вскрипывает. На глаза мне наворачиваются слезы благодарности. Вернулся!

– Прости, задержали. В следующий раз наверстаем обязательно. У нас осталось около получаса. На этой неделе я бы хотел поговорить о твоей маме, если ты не возражаешь.

– Я здесь не за этим, – отрезаю я. – Она умерла давным-давно. Мамы у многих умирают – и что теперь?

В уголках глаз начинает пениться какой-то туман. Затем летят искры – словно кто-то распугал стаю светлячков. Что-то новенькое. Может, так мозг предупреждает меня об обмороке? Обморок – не обморок… В моем состоянии это без разницы. Кривя губы, я с трудом сдерживаю смешок.