– Вот негодяйка, искалечила судьбу девушке, мужу принесла такое горе и сама исчезла.
– Петро, не надо о покойнице так говорить, ее душа уже стоит у ворот судилища. Совсем недолго, и я с ней рядом встану.
– Прости, Павлина. Хороший я тебе прием устроил. Больше этой темы касаться не будем.
Вечером, когда Павлина ушла из барского дома, две женщины, молодая и старая, сидели ошеломленные поведением своей ключницы и ее дочери. Первой отозвалась пани Агата, обращаясь к старому лакею, который сидел у двери, сутулясь от старости.
– Ты посмотри, Юзеф, как наша Павлина с дочкой о себе вообразили, и еще какие-то намеки бросают на Янину, что ты, дескать, не знаешь, кто она такая. Ну, что бы ты на моем месте ей сказал?
– Наверно, она что-то знает, если так говорит. Павлина даром говорить не будет.
– Ты смешной, Юзеф. Что можно сказать про Янину, что она подкидыш? Или ты ее матери и отца не знаешь? Или, может быть, с Бондариком или с каким-то конюхом нагуляла, да?
– Я, пани, ничего не знаю. Павлина сказала, ее и спрашивайте. А за покойной Раевской я не ходил и не следил, что она делала.
– Ну, так и не говори, что Павлина что-то знает.
– Не знаю, пани, не знаю. Спокойной ночи, иду спать.
Старик, конечно же, знал больше, чем пани Агата, но вмешиваться в чужие дела не хотел.
– Слушай, тетя, на что это Павлина намекает? – спросила Янина.
– Не знаю. По-моему, рассердилась за дочку, что ты ее поругала, – с достоинством ответила пани Агата.
– Между прочим, тетя, я нетактично поступила с Зосей. Знаешь, тетя, я сегодня злая, как никогда, и Зосю незаслуженно два раза упрекнула, что она здесь не хозяйка. Я сама не знаю, чем, но меня этот сержант просто раздражал. Знаешь, еле сдержалась, мне хотелось его выгнать.
– Ну, это уже напрасно. Он славный парень. Веселый, отважный. Смотри, как Буяна приструнил.
– А ну его, этого сержанта, идем спать. Интересно, где наши обиженные дамы будут ночевать? Наверно, у деда?
Утром, когда пани Агата еще спала, ее разбудил стук в дверь.
– Кто там? Это ты, Павлина? Заходи, – отозвалась пани Агата.
Вошла озабоченная женщина в аккуратно повязанной косынке и чистом переднике.
– Нет, это не Павлина. Я пришла спросить, кто мне даст продукты на завтрак и на обед. И вообще, что варить? Вы мне вчера не сказали, и Павлины нигде нет, – сказала повар.
– И я тебе тоже ничего не дам, ключи-то у нее.
– Нет, ключи почему-то оказались у меня на столе. Кто и когда положил, не знаю.
– Ну, что же, пойдем вместе, там и посоветуемся, что готовить.
Янина слонялась из угла в угол. Ей стало нестерпимо стыдно за свой вчерашний поступок. Она сама себя спрашивала, почему так поступила, отчего обозлилась на этого молоденького солдатика? “Что, Яня, неужели приревновала его к Зосе? Неужели, потому что Зося понравилась ему с первого взгляда? Но ты тоже понравилась, и не одному, а сразу двум офицерам. И никто на тебя не злился, а наоборот, только способствовали твоему счастью”.
Так слоняясь, Янина пошла в гостиную, открыла крышку рояля и хотела поиграть, но лишь провела пальцами по клавишам, и звук струн забренчал как-то нескладно и жалобно. Янина опустила крышку на место и невольно посмотрела на картину с пастухом, которая висела над роялем, и вздрогнула. Ей показалось, что пастух следит за ней глазами. Ей стало жутко, и она ушла. “Нет, я так больше не могу, пойду найду Зосю и извинюсь. Ушла Зося, Павлина, и в доме стало пусто, как после похорон”, – размышляла Янина.
В коридор кто-то вошел. Янина взглянула и обрадовалась. Это были Павлина и Зося. Янина обняла Зосю и попросила прощения.
– Зося, прости меня, этого больше не повторится. И больше не уходи никуда.