Дуняша прикрыла глаза, чуть было сызнова не закашлялась, прикрыла рот рукой, сглотнула и удрученно сказала:
– Но кому это принесло истинное добро, счастье ли? Не надо за все хвататься, на дорогу, на прокорм по первости, куда более, вам самой малости с лихвой достанет. Мир, Ася, большой, и добрых людей в нем немало, для добрых и без злата с серебром счастье сыщется, и ты встретишь свое и место свое найдешь.
Ася глубоко вздохнула, боль не давала ей покоя, но она собралась с мыслями и с искренним сожалением продолжила:
– Ослушалась я тогда Кузьму, не захотела уйти, все надеялась найти могилку Воруюшки, да где она, кабы кто знал. Сгнил с братьями-казаками в болотах. Ты поклонись тем местам, пускай мой Воруюшка и его братки покойно спят.
Зима-зимушка набирала власть, выпустила мороз на волю, заснежила густо и завела хоровод. Ветер, завывая свою печальную песню, закрутил белую легкую метель, закружился в пляске со снежинками. Снежинки, исполнив свои плавные вращения, падали, укрывая пушистым ковром следы непрошенного гостя, который, по всей видимости, был чему-то несказанно рад. А рад он был тому, что не стукнул в дверь, а стоял долгонько в нерешительности, вслушиваясь в разговор женщин. И сейчас во всем его виде и походке исчезли даже намеки на какие-то колебания или стесненность. Глаза его бегали горящим необузданным нетерпением, тихо бормоча себе под нос и возбужденно потирая руки, суетливо удалялся от дома Дуняши.
Глава 2
ГЕРАСЬКА. Дикое поле, октябрь 1570 года.
– Ты нам, Герасим, не указ. И нешто, что братия порешала. Мы к вам на службу не подвязывались. А вольному – воля! Послу московскому, что мы «козу» сделали да поимели хабар, дык пусть востро держит своих служак, – шалый казак Митька задорно зареготал, – мене дрыхнуть надоть, за ихним храпом и пушечного выстрела не слыхивать. Ногайцам насмех послов таковых, под зад пинком, и всех делов. Так и доложи своему Голове, а ежели надоть долю…
Митька ухмыльнулся лукаво, оправился, подтянул пояс на черкеске, всю в бурых пятнах, давнишних и свежих, явно кровавых, и зычно, в голос позвал своего помощника:
– Васька!
В курень с улицы тут же на зов ввалился детина, будто на изморози под дверью торчал, а не с казаками в тепле в землянке попивал медок.
– Платье расшитое было, неси до старшины. А ларчик с лалами мы себе оставим, не взыщи, – Митяй оскалился и пошел вон из станичного куреня.
– Что мне ваше платье уворованное, да хучь и злато с серебром! – с досадой пробурчал старшина.
Гераська понимал, что нельзя оставлять бесчинства Митяя без наказания, ежели все зачнут, как ушкуйники, деять на свой лад, то казачья воля превратится в лиходейское существование.
– Митяй! А ну, вертайся! – вслед окликнул атамана Гераська. – Ты похерил решение войскового круга. Обесчестил нас, донских, тебе и ответ держать!
В пылу от негодования стукнул по столу, отчего подпрыгнула чернильница, перо выскочило и чуток измазало сметные бумаги.
Митька яростно развернулся, подхватил из ножен саблю и двинул на Гераську.
– Это ты мне, щенок, про честь! Ты на кого пасть разеваешь!?
Гераська был ростом велик, оттого нетороплив и неповоротлив, дернулся было к висящим на стене ножнам – не поспеть. Развернул плечи, сжал кулачища и грозно двинул навстречу взбесившемуся казаку.
– Ах ты, паскудник! Хулить меня! Зарублю!
В одно мгновение глаза Митяя налились кровью, он с яростным видом замахнулся на Гераську, готовый нанести удар и посечь его.
Гераська увернулся, отбил руку, наклонился и нырнул вперед всей тушей, саданув кулаком под дых. Митяй от неожиданности задохся. В этот момент старшина, не теряя ни мгновения, обхватил противника за ноги и повалил его на земляной пол. Однако казак, проявив недюжинную сноровку, начал наносить Гераське удары рукоятью по спине и затылку. Но эти удары были для молодца что горох об стенку. Гераська, навалившись всем телом на противника, одной рукой обхватил его за поясницу, другой перехватил кисть с рукоятью. Обвив ногами бедро казака, он ловко перевернул Митьку на живот и скрутил ему руку, державшую саблю. Старшина было выпрямился, но тут же получил неожиданный удар, от которого в глазах потемнело. Пошатнувшись, он рухнул навзничь.