Когда мы с Оливкой доходим до школы, мое напряжение достигает пика. Она что-то мне говорит, но я почти не вникаю, отвечаю невпопад, молчу и ожесточенно верчу головой. Где он? Не знаю, зачем мне видеть Глеба, и что я хочу прочитать на его лице, но я чувствую себя как на иголках. Мне точно необходимо его увидеть. Рассказал ли он все Яну? Может быть, просто воспользовался моей наивностью на выходных, чтобы закрыть долги по учебе, а потом просто посмеялся надо мной вместе с другом. Разозлился ли он на последнюю фотографию? Или посчитал забавной и спустил мне с рук?
– Яна!
– А?
– Ты куда сегодня отлетела?
– Никуда, – я переобуваюсь в старые конверсы, пока Оливка надевает стильные мокасины.
– Выглядишь так, как будто тебя похитили инопланетяне, и забыли вернуть.
– Очень смешно.
– Да я не шучу, ты реально так выглядишь.
Она косится на мою обувь, а я бурчу:
– Это кеды, они должны быть убитыми.
Мы выходим из раздевалки, доходим до лестницы, когда я начинаю обшаривать карманы брюк и говорю:
– Черт, забыла телефон в куртке, встретимся в кабинете.
– Как скажешь.
Я бегу обратно в раздевалку, потому что скоро уже должен быть звонок, хватаю телефон из кармана. Так же быстро возвращаюсь, на ходу проверяя сообщения. Ничего.
– Ай! – с размаху влетаю носом в чью-то широкую грудь.
– Нет, правда, тебе стоит хотя бы попробовать ходить с открытыми глазами.
Конечно, это Глеб.
– Извини.
– Не проблема, Винни, – он смотрит на меня, продолжая стоять в дверях.
Я снова чувствую себя практически немой. Отвечать ему в переписке гораздо проще. Ну, по крайней мере он не злится на фотографию.
Я потираю нос. Конечно, ударилась я не так уж сильно, но у Глеба какой-то парфюм, который сбивает меня с толку. Пахнет тепло и терпко.
– Как ты относишься к творчеству Люси Чеботиной?
– Что? – я недоумевающе смотрю ему в глаза.
– Ну, в конце концов, она же права, да? Зачем тебе солнце Монако?
До меня только начинает доходить. В груди неприятно холодеет.
– И луна Сен-Тропе вроде не нужна. Если Яна рядом нет. Или как там в тексте, я не силен в современной популярной музыке.
Я смотрю на парня, и мое лицо прямо-таки сводит ненавидящей судорогой. Как такой красивый человек может быть таким отвратительным? Строчки этой песни, среди прочих, я записала в учебнике.
Не контролируя себя, выпаливаю:
– Ты же знаешь, что ты козел?
– Солнышко, я в курсе. Но я не знал, что ты такая дерзкая. Это даже интересно.
Он улыбается только одним уголком губ, глаза смотрят все так же колюче, но с примесью чего-то нового. Похоже, ему действительно интересно. Отлично, Петрова. Теперь кот не просто сожрет птичку, а будет играться, прижимая лапой и проверяя, сколько она протянет.
– Глеб, дай ключи, свои забыла! – тонкая ручка бесцеремонно хватает парня за плечо и разворачивает к себе, – ой, а что это ты тут делаешь?
Девчонка смотрит на меня такими же колючими голубыми глазами, и ее губы растягиваются в улыбке.
– Держи, – он протягивает ей ключи, просунув указательный палец в кольцо.
– Кто это?
– Не твое дело, Алин, – тут Глеб сжимает ключи в кулаке, – прогуливать собралась?
Она кривится и передразнивает:
– Не твое дело, Глеб.
Я стою истуканом и молча наблюдаю за ними. Кажется, это его сестра. Младше меня на класс, всегда одета с иголочки, волосы идеально вытянуты утюжком и блестящей золотистой волной следуют за хозяйкой. Просто оживший персонаж «Дрянных девчонок».
Глеб отдает сестре ключи, но она не торопится уходить. Стоит и буквально ощупывает меня взглядом.
И когда звенит звонок, я отмираю, отодвигаю Янковского и проскальзываю в дверной проем. С колотящимся сердцем я бегу к лестнице. Почему Ян дружит с ним?