Оставив попытки сосредоточиться на анализе работы СИИ, я расслабился и решил немного подремать.

Мы проехали еще несколько станций, и я почувствовал, как девушка встала и направилась к выходу из вагона.

Я проводил ее взглядом и с сожалением подумал, что остаток пути мне придется провести в одиночестве – и не с ароматом духов, а с привычным запахом креозота, которым вот уже много десятилетий обрабатывают шпалы в метро.

Девушка вышла из вагона, сделала несколько шагов и вдруг остановилась. Она помедлила буквально секунду, развернулась и быстрым шагом зашла в вагон и снова присела рядом со мной.

Такой поворот событий я, признаюсь, не ожидал, но, не скрою, был этому рад. Двери захлопнулись, и состав тронулся, слегка качнувшись.

Я улыбнулся. Девушка перехватила мой взгляд в отражении окна напротив и повернулась ко мне со слегка недоуменным видом.

– Бывает, – сказал я. – Перепутали станцию?

– Нет, – удивленно ответила девушка, – это была моя…

Оглушительный взрыв ударил по барабанным перепонкам. Брызги каленого стекла с треском пронеслись по вагону.

Взрывной волной нас смело со скамьи, и мы кубарем покатились по проходу. Одной рукой я инстинктивно прижал девушку к себе, сгруппировался и, насколько было возможно, прикрыл голову второй рукой.

С глухим ударом я впечатался в дверь в конце вагона. Пространство вокруг было заполнено скрежетом гнущегося металла и треском обшивки. Рядом кто-то тяжело дышал. Скорее всего, это были рабочие, которые ехали в этой части вагона. Осмотреться не получалось, глаза разъедала поднявшаяся пыль, все было как в тумане.

Несколько секунд спустя все стихло, и показалось, что время замерло. Тускло мерцали лампы аварийного освещения.

Немного отдышавшись, я отпустил девушку и попробовал подняться. Ноги скользили по полу, и встать никак не получалось.

Резкий толчок швырнул меня к потолку вагона. Я ударился об обшивку крыши и почувствовал, как внутри все похолодело. Вагон куда-то стремительно падал. Ощущение невесомости щекотной сетью сковало тело. Ладонью я ощутил прикосновение к холодной стали поручня и схватился за него, будто утопающий за соломинку.

От очередного резкого удара меня швырнуло куда-то вниз.       Поручень не выдержал, и я снова покатился по проходу, но уже в обратную сторону. По пути я больно ударился плечом о сидение, сжался в клубок, защищая живот и голову. Меня впечатало в дверь с противоположной стороны вагона, и я отлетел в сторону на боковые скамейки.

Почти сразу же сверху на меня кто-то обрушился. По уже знакомому аромату духов я понял, что это была та самая девушка. Я попытался ее удержать, на ощупь хватая воздух, но она пронеслась дальше и исчезла за распахнувшейся дверью вагона. Ее запястье как бы на прощание скользнуло по моей ладони, я рванулся вслед за ней, однако что-то тяжелое снова припечатало меня к стене, и свет в моих глазах погас.

Плечо пульсировало тупой болью, голова гудела, руки не слушались. Я приоткрыл глаза. Не знаю, сколько времени я был без сознания, но пыль уже практически осела, и я отчетливо увидел почти полностью разрушенный вагон метро.

«Все смешалось в доме Облонских», – почему-то вспомнилась мне цитата Льва Николаевича.

Литературная ассоциация продолжилась в голове анекдотом:

– Поутру Лев Толстой выходил на покос. Махал косой и думал:

– До чего ж хорошо! Только тяжкий физический труд позволяет человеку мыслить, чувствовать и совершенствоваться.

Крестьяне, стоявшие поодаль, говорили так:

– Почто барин капусту косит?

– Кто ж их, образованных, разберет?

Я улыбнулся и прогнал наваждение. Мне стало очевидно, что я, похоже, крепко приложился головой, раз после всего произошедшего мне хочется шутить, а не плакать.