, Яковом Фрумкиным51, Леонтием Брамсоном52 – решать практические вопросы жизни еврейства вне черты оседлости и внутри нее. Его обширные знакомства в Петербурге и в Москве как профессиональные, так и общественные, оказались подлинным «университетом жизни» не только для него самого, но и для многих из его младших друзей, приобщившихся при участии Тейтеля к делу социальной солидарности: «Он сводил добрых людей между собой, возбуждал инициативу общественной работы»53Не оказав особого влияния на продвижение судебного чиновника из провинции по карьерной вертикали, эти контакты помогли ему стать причастным к кругам формирующейся еврейской элиты Российской империи и обрести новые возможности работать на благо людей.

Анализируя позднее свои жизненные наблюдения, Тейтель пришел к выводу, что «простому народу чужда расовая и национальная вражда»54: «Он терпим к чужакам. Антисемитизм в России – продукт, полученный путем искусственного соединения, в котором оказались замешаны, с одной стороны, правительственная политика, с другой – страх конкуренции русских купцов, к тому же жадность чиновников»55Тем не менее антисемитизм на общегосударственном и местном административном уровнях существовал, и это сказывалось и на положении самого Тейтеля. Влиятельная столичная газета «Гражданин» князя Владимира Мещерского писала о «недопустимости того, чтобы в христианском государстве еврей производил следствие над православным»56. Склонность Тейтеля к оправдательным приговорам, его общественная деятельность в защиту и поддержку евреев, его народническое и социал-демократическое окружение – всё это вызывало растущее раздражение начальства. В 1912 году, после тридцати семи лет беспорочной службы, Тейтель был вынужден выйти в отставку57, – пусть и в почетном статусе действительного статского советника, но без дворянского титула, как полагалось тогда. Министр юстиции Иван Щегловитов пояснил ему: «Министерство ничего лично против Вас не имеет. Главная причина, делающая Вашу отставку необходимой, – это Ваше происхождение и нынешний политический курс»58.

Жители Саратова провожали Тейтеля как героя: прощание было устроено и в Окружном суде, где Тейтель счел важным попрощаться даже с курьерами (!), в синагоге на Цыганской улице, где в его честь пел хор и был организован детский праздник, и в общественном собрании, где собрались члены Общества вспомоществования лицам, стремящимся к высшему образованию. Свое пребывание в городе на Волге Тейтель завершил публикацией в «Саратовском вестнике»59, в которой призвал городской комитет помощи бедным к созданию столовых для нуждающихся учащихся и предложил городскому правлению идею создания бюро трудоустройства молодых специалистов . Последнее предложение опередило время лет на сто.

В 1914 году, во время посещения Одессы, Тейтель побывал на месте массового захоронения жертв погрома. Вспоминая об этом позднее, он писал с болью и обеспокоенностью о «судьбе еврейского народа, который в прошлом и настоящем имел и с большой вероятностью в будущем будет иметь много подобных массовых захоронений. Когда этому придет конец? И будет ли он вообще?»60.

Поиском решения еврейского вопроса на государственном уровне озаботилось не царское правительство, а правительство Англии, где в 1890 году парламентским решением было создано Еврейское колонизационное общество, намеренное открыть в российской столице свое рабочее представительство. В отличие от российского еврейства, которое в конце девятнадцатого века только приступило к самоорганизации, европейское еврейское сообщество уже обладало множеством организованных структур и социальных институций. При этом, как отметил Генрих Слиозберг, «русское еврейство не имело никакого контакта с частями еврейства в разных странах Европы… Кадры еврейской интеллигенции были незначительны»