Материально я сильно нуждался. Кое-как сколотили мне денег на дорогу, сшили костюм, и я поехал в Москву. Дорогой познакомился с молодежью, тоже направлявшейся туда. Остановился я на Сретенке в меблированных комнатах «Россия». Это было в августе 1871 года. Я поехал к родственнику, жившему на Новинском бульваре, в доме Ахлестышева175Тащился долго на ваньке176 и заплатил за проезд, кажется, пятнадцать-двадцать копеек.

Отворила мне дверь старшая дочь моего родственника Катя, тринадцатилетняя девочка. Она очень приветливо меня встретила, и я тут же почувствовал, что мы будем друзьями. Была она тогда ученицей четвертого класса четвертой женской гимназии, на Поварской. По приглашению Владимира Исаевича и его жены я на другой день к ним переехал и стал хлопотать о приеме меня на медицинский факультет.

В то время поступавших в Московский университет подвергали испытанию по русскому языку. Нас всех, подавших прошения о приеме, собрали в большую аудиторию и предложили написать сочинение на тему «Петр Великий как преобразователь русской литературы». Тема была задана известным ученым, профессором Тихонравовым177, присутствовавшим в аудитории, когда мы писали. На третий день вернули нам наши работы, я единственный получил за свое сочинение отметку пять с плюсом. Но Тихонравов усомнился, сам ли я писал, и предложил мне на другой день прийти в аудиторию и в его присутствии написать на новую тему. Объяснялось это тем, что работа моя была, в общем, вполне удовлетворительна, но профессора удивила грубая ошибка, допущенная мною в слове «средние». Я написал «ы» вместо «и». Эта ошибка смутила Тихонравова, и он захотел проверить мои знания. Я написал сочинение на новую тему в его присутствии и удачно.

Поступив на медицинский факультет, я пробыл на нем несколько дней и перешел на юридический. Это был самый модный факультет. Новые суды только что были введены178Имена выдающихся адвокатов пользовались большой популярностью. Спасович, Лохвицкий, князь Урусов, Плевако, Арсеньев и другие имели массу поклонников179Уголовные процессы привлекали много публики180.

Мало было профессоров, которые захватывали бы меня. Живого слова не было. Я поместил в «Петербургской газете»181 заметку под заглавием «Из московского храма науки», в которой крайне отрицательно отнесся к составу профессоров юридического факультета. Действительно, пребывание мое там с 1871 по 1875 годы совпало с временным упадком юридического факультета.

Дом Владимира Исаевича был очень гостеприимен. Собиралась учащаяся молодежь. На вечерах происходили горячие споры по разным вопросам общественной и политической жизни. Хотя либеральный период царствования Александра II уже заканчивался и реакция сильно стала поднимать голову, крупные реформы – всеобщая воинская повинность, земско-городские положения – захватывали общество, и молодежь, конечно, не могла не интересоваться всем этим.

Самыми близкими моими товарищами были студенты-кавказцы: Лордкипанидзе, Кикодзе, Чконио, Зданович и другие182.

Родственник мой Владимир Исаевич управлял домами и имениями московского большого барина Н. С. Камынина183При одном из домов Камынина, на Новинском бульваре, была его контора, и в ней я занимал одну комнату. Там у меня собирались мои товарищи-кавказцы и приезжавшие из Петербурга и из других городов студенты. Привозили они с собой нелегальную литературу, переодевались у меня, гримировались и отправлялись на фабрики агитировать среди рабочих. Сам я не принимал никакого участия, ограничивался ролью гостеприимного хозяина и хранителя литературы и костюмов. Самым активным деятелем, человеком с инициативой, был Зданович, сосланный впоследствии на каторжные работы за социал-революционную деятельность.