Внезапно резко посветлело, и откуда-то сбоку потянулся горьковато-смолистый дымок.

"Пожар!" – молнией сверкнуло в мозгу, и я попыталась встать.

Дымок змеистой лентой петлял по комнате, закручиваясь вокруг меня кольцами. Я вздохнула и закашлялась – дым оказался плотным, словно обволакивающим лёгкие, цепляющимся и шершавым. От неожиданности я сделала ещё два глубоких вдоха, и мне неожиданно полегчало. Дым стал менее терпким и скорее даже приятным, как от ароматической палочки. Вроде и есть, но с пожаром не спутаешь.

Чёрт, надо выбираться отсюда! Сгорим же! И кота захватить. И ворона, будь он неладен. Уже во дворе решим, галлюцинация это или нет.

– О, подействовало, – словно сам с собой, но так, чтобы я слышала, сказал кот. – Что и следовало ожидать: плакун-трава, дурман-трава в равных пропорциях с заговором. Сядь уже, вполомошная. И послушай внимательно.

– Ты кто? – Хрипло уточнила я и снова закашлялась. – Ты меня что, отравил?

– Больно надо тебя травить, ты сама самоубьёшься, если будешь так дёргаться, – равнодушно протянул кот. – Непредсказуемая ты, как воробей в овине, по стенам мечешься. Ну, это потом, – сам себя оборвал мой собеседник. – Имею честь представиться – Бальтазар. Если говорить о видовой принадлежности, кот-баюн, помощник и соучастник. – В лаймовых глазах кота мелькнула ехидная золотая искорка.

– Ярослава, – автоматически сказала я, по-прежнему глядя на кошака снизу вверх. – Наследство вот получила. От прабабушки.

– Я в курсе, – зевнул кот. – Попала ты, конечно, как курица в ощип. Мало того что Яга, так ещё и ведьмачья дочь!

– Моя мама, конечно, тот ещё персонаж, но она не ведьма, – обиделась я. Ещё я от котов о своей семье не выслушивала.

– При чём тут твоя мама? – вкрадчиво уточнил он. – Я говорю о папе!

– А при чём здесь он? – я нащупала руками лавку и пересела на неё, опершись на стену. Едкий дымок почти исчез, и меня совершенно не смущало, что я сижу в ночи и разговариваю с котом. В желудке предательски заурчало, и жажда навалилась с утроенной силой.

– В печке посмотри, – смилостивился кот. – Там каша была и молоко топлёное, не остыло ещё. Вода в кружке на лавке с краю. Как знал, что пить захочешь. – Да вот, всё правильно, пей на здоровье.

– Так при чём тут мой отец? Я его и не видела никогда! – Я залпом выдула кружку воды. Покосилась на ухват, мысленно плюнула, отодвинула заслонку и нырнула в печь, руками доставая прикрытый то ли плоской тарелкой, то ли крышкой едва тёплый чугунок. Вторым заходом достала высокий и тяжёлый кувшин. В чугунке нашла пшённую кашу, застывшую единым монолитом.

Кот равнодушно наблюдал за моими неуклюжими попытками подковырнуть её ложкой, но с комментариями не лез. В конце концов, намучавшись, я вырезала себе порцию ножом. Понятия не имею, как её правильно отколупывать, но главное – результат, верно? Сунула нос в кувшин и обнаружила там плотную коричневую плёнку, которую, недолго думая, пробила тем же ножом. Ну а что?

– Будешь? – я с сомнением покосилась на кота. – Я могу плеснуть в блюдечко.

– Нет, спасибо, я твои бутерброды съел, – в кошачьих глазах не промелькнуло ни тени раскаяния. – Я начну с самого начала, может быть, тогда ты полностью осознаешь, ЧТО с тобой стало.

Пламя лампы снова взмыло вверх. Котяра нагло улёгся прямо на столе, напротив моей миски, и принялся рассказывать:

– Место, где ты находишься, называется Перекрестьем. Или Приграничьем. Но Перекрестье мне больше нравится, ты можешь называть как хочешь, месту всё равно. Здесь, – кот легонько постучал лапой по столу, – точка пересечения миров. Явь и Навь. Привычного тебе мира и Иномирья, Зазеркалья, Извне, Хтони. Тоже называй, как хочешь, суть от этого не меняется. Тут нормально то, за что в ином случае грозит, ну чтобы не нагнетать – дом казённый, пансион с полным режимом и препараты по расписанию. И советую принять эту реальность как новую нормальность.