Выбежала она на площадь, в которую упиралась деревянная мостовая, - тулупчик расстёгнут, грудь высоко вздымается, волосы растрёпаны. И глаза… Глазища жёлтые сверкают по-звериному! Невольно Щура в защитники призовёшь!
Ведьма схватила главную лошадь за сбрую, и та, хоть прежде слыла на диво норовистой с чужими, послушно встала.
Возница замахнулся плетью.
- Куда лезешь, дура?
- Я куда лезу?! А разве не ты добрых людей мало не задавил! Кто тебе такое право дал, отвечай!
- Пошла вон, оборванка! Да батюшка Боров всего города кормилец, посадников побратим! Нашла на кого вякать!
Имена, как известно, никому зазря не дают. Не зазря получил его и тот, кто сидел в повозке. Он поднялся, и иначе как Боровом никто его назвать не решился бы. Толстощёкий, лоснящийся, с туго натянувшим камзол пузом. Он неспеша вытащил из кошеля гребешок и пригладил им редкие волоски на плешивой башке. Убрал на место и тогда только заговорил:
- Пропусти-ка её, Бдарь.
Возница аж задохнулся от возмущения. Вцепился в седую бороду, едва не выдрав.
- Да где ж это видано, батюшка?! Неужто к тебе всякая неумойка по первому же требованию…
- Пропусти, сказал.
Сказал вроде негромко, а старик сразу втянул голову в плечи и спорить поостерёгся. Боров между тем поставил красный сапог с загнутым носком на приступку и тяжело вывалился из повозки.
- Ну иди сюда, что встала, - поманил толстым пальцем с тремя перстнями он.
Зеваки вокруг ахнули – не к добру. Так запросто батюшка Боров ни с кем не балакает, к нему в особый день очередь стоять надо!
Йага же сощурилась и бесстрашно подошла.
- Ты что же это, - сказала она, - как у себя дома тут ездишь? Людей пугаешь, мальца едва не убил!
Холоп всё же вырвал клок из бороды: вот сейчас ка-а-а-ак даст батюшка девке затрещину! Но Боров повернулся к нему:
- И верно, Бдарь. Что это ты расшумелся? Хлыстом так и хлещешь. Сам хлыста захотел?
Возница упал на колени:
- Помилуй, батюшка!
- Цыц! – И обратился уже к Йаге: - Что ещё?
Больше ничего от важного человека Йаге было не надобно, но она подумала и добавила:
- И мог бы не в повозке гоголем ехать, а ногами дойти. Небось не развалился бы!
Боров захохотал точно в бочку, пузо затряслось в такт.
- Ладно, отныне стану пешком ходить. Ещё чего хочешь?
Йага развела руками, с удивлением обнаружив в стиснутом кулаке серьги. Убрала их в передник к прянику и докончила:
- И вообще добрее к людям надо быть. Вот.
- Ну как прикажешь, горлица. Вот с тебя и начну. Полезай в повозку, отвезу в хоромы, угощу сладким мёдом.
- Нет, спасибо, - мотнула головой девка и собралась уже уйти, да не пустили.
Пальцы Борова были хоть и толсты, а сила в ник скрывалась недюжинная. Эти-то пальцы и стиснули загорелое запястье ведьмы.
- Сама вылезла, хвостом повертела, так теперь и ответ держи. Залазь, кому сказал!
- Не перечь, девонька! Слушайся! – взмолился Бдарь. Он-то точно знал, на ком Боров сорвёт злость, чуть что.
- Да не полезу я. Вот ещё!
- Полезешь, ещё как полезешь, - пообещал батюшка. – А я тебе опосля перстенёк дам, не обижу.
Бдарь подбежал, упёрся ей в спину, подталкивая.
- Полезай, полезай, дочка! Никого ещё батюшка не обделил!
- Да вы никак белены объелись? Пустите! - Йага рванулась раз, другой – крепко держат. – Пустите! – потребовала она уже всерьёз.
[1] Обрядовый танец с элементами игры