Он снова забрался на переднее сиденье, я заскочил на заднее, потеснив одного из омоновцев, и подумал, что ментовскому подполковнику с его габаритами следовало бы ездить на автобусе. Там ему легче поместиться, усаживаясь сразу на двух сиденьях. Он был не толстый, но очень широкий, причем что в плечах, что ниже спины – одинаково. Трудно жить в мире с такими размерами – хоть габаритные огни вывешивай вместо погон.

Водитель-омоновец включил в салоне свет, делая из нас вполне подходящую мишень для нескольких очередей. Уничтожить сразу всех, кто мог здесь командовать, кроме моего сержанта, – что может быть лучше для бандитов любого калибра! Но, видимо, менты лучше меня знали местную обстановку и потому не маскировались. Кроме того, присутствие трех бронетранспортеров могло охладить пыл самых безрассудных стрелков. Шахмардан Саламович в дополнение еще и фонарик включил, потому что салонный свет в «уазике» был отвратителен. В луче фонаря показался листок из школьной тетрадки в клетку, где от руки слева был нарисован план двора, а справа на двух рисунках – план дома. Первый и второй этажи.

–  Там еще и подвал есть, – сказал подполковник. – Но его плана у нас нет. А этот – нарисовал сосед. Прямо здесь, на месте. Попросили, и он нарисовал с условием, что мы при штурме постараемся его дом не обстреливать. Их разделяет только забор – все тот же, кирпичный, трехметровый.

При его сильном акценте я с трудом понимал некоторые слова. Вроде бы человек при должности и чине, наверное, учился где-нибудь, мог бы по-русски и лучше разговаривать…

Откуда-то из глубины поселка донеслось несколько коротких и хлестких автоматных очередей. Я по звуку определил, что одновременно стреляли шесть стволов. Значит, огонь вели и менты, и бандиты одновременно. Плотный, должно быть, завязался бой, не позиционный. Или бандиты пытались прорваться, или менты, не дожидаясь нас, увидели какую-то возможность штурма. Но их остановили. Потом взорвалась граната. И опять я по звуку определил, что это «РГД-5». У «наступательной» гранаты осколки разлетаются недалеко, и потому заряд у нее не такой мощный, как у «Ф-1»; следовательно, и звук взрыва слабее.

–  У ваших парней гранаты есть? – спросил я.

–  Кто их знает, – пожал плечами подполковник. – Это же Кавказ. Здесь каждый держит собственный арсенал. А кто что с собой носит, я не проверяю. Главное, чтобы штатное табельное оружие было.

–  А по штату вам гранаты полагаются?

Он ответил что-то невнятное. Кажется, забылся и ответил на своем языке. Но меня этот вопрос волновал мало. Я принял из рук подполковника план, перевернул, чтобы лучше его рассмотреть, и задал интересующий меня вопрос:

–  Поселковая площадь где?

Шахмардан Саламович обвел пальцем круг рядом с забором.

–  А памятник Ленину где? – спросил я.

–  Ты здесь был? – спросил он подозрительно.

–  Не был. Ни разу…

–  А откуда про памятник знаешь?

–  А разве бывают поселковые площади без памятника Ленину? – спросил я с наигранным удивлением.

–  Не бывают, – согласился подполковник и ткнул пальцем в листок. – Здесь стоял.

–  Убрали?

Вообще-то памятники Ленину без оснований убирают редко. Чаще сами жители их ломают. Руки отрывают или голову – и создают те самые необходимые основания для настоящего сноса. А позже изуродованное детище советского изуродованного искусства, естественно, полностью сносят, чтобы пейзаж своим уродством не портило. Не восстанавливают практически никогда.

–  Его Пехлеван взорвал. Слышал про Пехлевана?

–  Доводилось. Имя в сводках встречал. Он что, в самом деле известный борец? [4]