Проехав с полсотни километров, грузовик свернул вправо. Еще три километра – и они въехали на узкую асфальтированную дорогу, по которой даже двум легковым автомобилям невозможно было разъехаться.

Вскоре машина въехала по укатанной грунтовой дороге в открытые узорчатые железные ворота и через двести метров остановилась возле двухэтажного дома из белого отделочного силикатного кирпича.

Кладка кирпича была безупречной. Ни одного неверного расстояния между кирпичами, ни одного сколотого уголка, тем более ни одного потека цемента. Дом прямо излучал благополучие. Двор перед коттеджем занимал никак не меньше двадцати соток и был весь вымощен мозаичными плитами. Рисунок на правой стороне двора изображал абстрактные фигуры и состоял из разноцветных линий.

– Сначала зайдем, перекусим в доме, там и поговорим спокойно о делах, – предложил Генрих, нажимая на кнопку в потолке кабины.

Плиты, выложенные на левой стороне двора, отличались от тех, что лежали перед коттеджем. Разноцветная мозаика образовывала сложный рисунок из переплетенных разноцветных нитей, от которых рябило в глазах. Левую половину двора украшал сложный рисунок, название которому Роман не мог подобрать. Как только он пытался вглядеться в переплетение разноцветных линий, силясь вникнуть в логику странного рисунка, у него сразу начинала кружиться голова.

Правая сторона двора не так раздражала зрение. Зачем это было сделано, Роман не понял, но подспудно чувствовал, что все в этом доме сделано не просто так, а имеет свой смысл.

Заметив, что Роман внимательно рассматривает плиты, Генрих тронул его за рукав и попросил:

– Прошу в дом. Со второго этажа эти нити лучше видны, рисунок проявляется во всей красе.

Роман не стал возражать и, открыв дверь автомобиля, спрыгнул вниз.

Открыв узорчатую застекленную за металлическим кружевом дверь, Торопов попал в огромный, метров шестьдесят, квадратный холл, сплошь обшитый светлым деревом. Ни одно окно с улицы в холл не выходило. Стойка бара прямо перед входной дверью показывала, что помещение используется для приема гостей. Стена за стойкой была вся уставлена разноцветными бутылками самых разнообразных форм.

На второй этаж вела деревянная, широкая лестница, начинающаяся справа от бара.

Не мешкая, Генрих провел его на второй этаж, где возле широкого во всю стену окна был накрыт небольшой стол на двоих. Окон такой величины на фронтоне здания, куда они только что вошли, с улицы видно не было.

Роман недоуменно посмотрел на Генриха.

– Давайте мойте руки, а потом я все расскажу, – предложил Генрих, жестом показывая на рукомойник.

Туалет, вместе с зеленой фаянсовой раковиной, обнаружился под табличкой с писающим мальчиком.

Вымыв руки и лицо, Роман вернулся к хозяину дома.

– Сначала давай сфотографируемся, а потом уже сядем ужинать, – предложил Генрих, мягко и настойчиво беря за рукав гостя.

Прекрасно оборудованная фотолаборатория находилась справа от туалета.

Высокий худой мужчина с лошадиным лицом без единого слова усадил Романа на стул и, поправив лампы освещения, сделал два снимка. Посмотрев в окошечко цифровой камеры, отрицательно помотал головой и сделал еще два снимка.

– Давай теперь твой паспорт. На машине этой поедешь, или новую дать? – последовал быстрый вопрос Генриха.

От Романа не ускользнул бегающий взгляд Генриха, все время отводившего глаза в сторону.

– Я как-то к своей привык, – задумчиво ответил Роман, не вставая со стула.

– Если я ее перекрашу в бледно-зеленый цвет, ты на меня будешь не в обиде?

– Нет, конечно, – не стал возражать Торопов, понимая, что попал в чужую игру и что самое главное для него – выскочить отсюда живым и по возможности здоровым.